Шрифт:
Закладка:
Они называются "гало". Так говорил геолог Валентиныч. Знаете его? При восходе луны, медленном и плавном, появляется такое явление.
А затем уже появляется видение.
Валентиныч говорил:
- Это лунный мираж.
А я и сам знаю. Вот уже два года с мая по август я любуюсь им и оберегаю его.
Я знаю это, Валентиныч знает и жена моя. Несколько раз смотрела. А больше - никто!
Не пальмы с озером, как обычно рисуют миражи. Нет! Те на солнце.
А тут появляется очень маленький кишлак. Постепенно появляется, не сразу. К нему ведет наш дувал и наш арык. Но не доходят. Я проверял сам. Шагами. Я ходил туда. Я знаю, где этот мираж. Точно знаю. Много раз днем проверял. Но днем его нет. И следов никаких нет. Из нашего мира там растет один тополь. Не такой как рисуют - высокий, пирамидальный. Нет, этот кургузый, на нем мало листвы, почти одни сучья. Мало того, что я их считал и пересчитывал, я привязал красную тряпку на его нижнюю ветвь. Эта тряпка, эта ветвь, этот тополь видны в мираже. Только они. И в бинокль видны, и без стекол, на самом деле, видны.
А больше там ничего нет из окружающего мира, из нашего кишлака.
А в том, лунном мире, видно пять глинобитных домишек. Всего пять. Мазар, заросший зарослями можжевельника и арчи. Видно, что давний мазар, очень древний. Наружный слой глины на нем весь потрескался. На радость ящерицам. Их в лунную ночь ясно видно! Из одной трещины деревце абрикосовое растет. Там виден еще ручей, продолжение нашего арыка, весь в зарослях тугаев. Как там в жару, должно быть, прохладно! И на окраине этого уютного кишлака высится небольшой бугорок, холмик. И вот на этот бугорок перед полуночью всегда выходит девушка. Ее вижу и без бинокля, а могу и в бинокль. Она всегда смотрит в сторону гор. Ни разу она не обернулась. Ни разу! Постоит там пол - часа или час и исчезает. Не уходит, а исчезает. Растворяется в воздухе. Так мне кажется.
А больше там никто не живет. И животных нет. Никого не видно!
У нас тут, в нашем мире, всего много. Индюки, куры, собаки, ослы, верблюды живут. Ревут, кудахчут, квохчут, лают иногда. А там - тишина. Сколько раз вслушивался - нет звуков! Даже цикады там не звенят. И кроме девушки этой, а может девочки еще, - никого нет.
И вот что интересно - тут шумно: возгласы, гам, крики, удары по мячу, свистки, площадка залита светом. Аккумуляторы у них, знаешь, какие? Силища! Ну, нигде таких нет! А крики - муэдзин бы был, не был бы услышан. А ей хоть бы что! Не обернется! Не посмотрит сюда! Мне кажется, я думал об этом, она глухонемая. Бедная девочка! И жена как - то говорит:
- Конечно, ее жалко; она очень, очень одинокая!
Я много раз туда, в лунный мир, ходил. Тополь есть, тряпка есть. А больше - ничего. Тряпку никто не трогает. Кизяков туда я приносил, топить ведь надо чем - то. Не голодает же она! Так вот кизяки она тоже не трогает. Сознаюсь, я дыню как - то туда отнес! Мы с детства знаем, что плод с чужой бахчи всегда слаще! Долго она там лежала нетронутая, эта дыня. А потом исчезла. Не знаю, уж куда делась. Исчезла!
Много раз я видел, как перекати - поле через ее кишлак насквозь проходили и у нас появлялись. Там - нигде не задерживались, ни разу, через все дома проходили. А у нас у дувала останавливались или в арык сваливались.
Долго я думал, как нам с девочкой встретиться, познакомиться. Ведь не дело это - рядом соседями жить, а не повидаться...Я такой человек: без помощи никого не оставлю. И жена моя такая - же. А вдруг ей помощь нужна? Или что - то?
Как-то я в Ургенч поехал. Наша кинопрокатная база там расположена. Поехал, а чтобы ленты не в кассетах жестяных везти, беру там обычно картонные ящики. Ящики ведь всегда пригодятся в хозяйстве. В них и кладу катушки. Привез все, как всегда. А в одном из ящиков вижу - кипа вощеной бумаги лежит. Из-под чего не определишь, нет надписей на ящике. И вот стал я из этой бумаги кораблики делать и посылать в тот кишлак, соседний. Опускал их в арык. Иногда просто кораблик, а иногда с надписью на бумаге:
"Мы рядом! Мы здесь!"
Иногда еще и добавлял:
"Приходи!"
В бинокль, да вообще при луне, я не видел там этих корабликов из вощеной бумаги. Днем как-то я видел их там, где арык отворачивает. Несколько штук, их прибило на повороте! А потом, позже, я уже ни разу возле арыка их не находил.
Конечно, разгадал я, почему письма наши без ответа оставались - она читать не умеет. У нас редко, когда девчонки в школу ходят. И сейчас не ходят, а раньше тем более.
А вот однажды, месяц назад, в июле, ночью сильный туман был. И девочка соседка еле-еле видна была. И вот от нее в сторону гор дальних шел караван верблюжий. Медленно так идет, даже точнее, если сказать, плывет он. Величаво так, уверенно, гордо. Как все караваны. А чуть выше того каравана еще один, где верблюды поменьше ростом. А выше еще один караван отражается; совсем мелкий. И понял я, что туман этот не просто туман, а это - далекое прошлое. Это было. И девочка провожала этот караван. Когда-то. А потом она стала выходить и ожидать его.
Кто в этом караване туманном виден был? Старик с белой бородою и мужчина молодой. Кто эти джигиты были, я не знаю. Может отец ее, с ним может брат ее, а может и жених?
А на днях к девочке, когда она стояла на своем пригорке, со стороны гор пришел молодой длинноногий верблюд. Показался он сначала издалека точкой, а потом стал подходить все ближе и ближе... Расти стал. И вот он встал перед девочкой. В полный рост. Она обняла его, рада, значит, была, узнала, и увела с собой. Я сразу понял, что это караван послал ей гонца. Не знаю, какую весть он принес девочке: что идет караван,
