Калдервелла смягчился, – что Уильям и его юная жена были самой любящей парой, которую он встречал в своей жизни. Умерев, она унесла сердце Уильяма в могилу – точнее, то, что осталось от этого сердца после смерти ребенка. У него был сын, который умер.

– Я знаю, – кивнула Билли, украдкой вытирая слезу, – тетя Ханна рассказывала.

– Насчет Уильяма тоже все понятно, – закончил Калдервелл.

– А как же Бертрам? Вы ничего не сказали о Бертраме, – лукаво спросила Билли.

– Бертрам! – воскликнул Калдервелл. – Билли, вы можете себе представить, чтобы Бертрам всерьез влюбился в девушку?

– Хм… Не уверена. Возможно! – Билли наклонила голову набок, как будто изучала картину, представленную ей на суд.

– А я вот не могу. Прежде всего, ни одна девушка не поверит, что он говорит серьезно, а даже если и поверит, то вскоре обнаружит, что он всего лишь восхищался поворотом ее головы или подбородком и хотел нарисовать их. Разве нет?

Билли засмеялась, но ничего не сказала.

– Именно так, и вы сами это знаете, – объявил Калдервелл. – Значит, и с ним покончено. Теперь вы понимаете, почему никто из них не женится.

Билли молчала целую минуту.

– Ни капельки. Вообще не понимаю, – весело сказала она. – Более того, я уверена, что когда-нибудь один из них обязательно женится.

Калдервелл посмотрел ей в глаза. Очевидно, он увидел там что-то, что его испугало. Он помолчал мгновение, а потом вдруг спросил:

– Билли, вы выйдете за меня замуж?

Билли нахмурилась, но глаза ее смеялись.

– Хью, я же велела вам больше не спрашивать меня об этом, – ответила она.

– А я сказал вам, что вы не можете требовать от меня невозможного, – невозмутимо возразил он. – Ну так что, Билли? Выйдете? Только серьезно!

– Серьезно. Нет, Хью. Пожалуйста, давайте не будем снова возвращаться к этому разговору.

– Хорошо, не будем, – весело сказал он, – нам и не придется, если только вы не скажете мне «да» прямо сейчас.

– Хью, почему вы не понимаете, что я говорю серьезно?! – крикнула она, сверкнув глазами, и отвернулась. – Мне кажется, Хью, что даже Бертрам ведет себя в любви менее абсурдно, чем вы!

Калдервелл, мрачнея, засмеялся и вопросительно посмотрел на Билли, сказал какой-то пустяк, который вызвал у Билли невольный смех. Когда он попрощался с ней через несколько минут, то все еще хмурился, и тень не ушла из его глаз.

Глава XXIII

Бертрам задает вопросы

Билли была постоянно занята. Столько существовало вещей, которые она мечтала сделать, а в сутках было так мало часов! Прежде всего, музыка. Она немедленно договорилась брать уроки у одного из лучших пианистов Бостона, а также собиралась совершенствовать свои французский и немецкий. Девушка вступила в музыкальный, литературный и разговорный клубы, а еще во множество благотворительных обществ, которым она щедро дарила свои время и деньги, а не только право использовать ее имя.

Вечера пятниц, разумеется, были навсегда закреплены за симфоническими концертами, а по утрам в среду случались сольные выступления, которые Билли очень любила.

Свет с большой буквы «С» мало заботил Билли, но она очень любила людей. Ее двери всегда были широко раскрыты для друзей, на которых проливался настоящий дождь гостеприимства. Не все эти друзья прибывали к ней в экипажах или на автомобилях. Например, маленькая бледная вдова из Саус-Энда очень хорошо знала, какой вкусный чай подают у мисс Нельсон холодными октябрьскими вечерами, а Мари Хоторн, хрупкая юная леди, которая зарабатывала на жизнь уроками музыки, часто отдыхала на ее диване после дня, проведенного с капризными учениками, зачастую жившими в разных концах города.

– Как, ради всего святого, вы находите этих несчастных представителей человечества? – спросил однажды Бертрам, увидев, как Билли развлекает веснушчатого мальчишку-посыльного тарелкой мороженого и огромным ломтем кекса.

– Они повсюду, – улыбнулась Билли.

– А вот этот кандидат на вашу благосклонность, который только что ушел? Кто он?

– Я о нем мало что знаю. Его зовут Томом, и он любит мороженое.

– И вы его раньше никогда не видели?

– Нет.

– По очаровательной непринужденности его манер я не смог этого предположить.

– Разве сложно дать такому мальчику почувствовать себя как дома? – засмеялась Билли.

– Вы всех прохожих кормите мороженым и шоколадным кексом? Мне показалось, что ступени у двери чуть истерлись.

– Ничего подобного, – возразила Билли. – Мальчик пришел с письмом, когда я заканчивала ужин. Мороженое сегодня особенно удалось, и я подумала, что он захочет попробовать, вот и отдала ему.

Бертрам приподнял брови.

– Это очень добрый поступок, но почему мороженое? Я всегда думал, что таким голодным парням больше нравится ростбиф или вареная картошка.

– Да, – согласилась Билли, – и именно поэтому иногда им нужно есть мороженое и шоколадную глазурь. А еще, чтобы дать кому-то леденец, нет нужды обматываться ярдами красной ленты или беспокоиться о плачевном состоянии общества.

Если у вас есть куча красных фланелевых рубашек и тонна угля, нужно быть очень осмотрительным, консультироваться с законами и спрашивать мнения миссионеров. А можно просто дать человеку леденец и увидеть, как он улыбнется.

Минуту Бертрам сидел молча, а потом спросил:

– Билли, почему вы уехали из Страты?

Вопрос застал Билли врасплох. На лбу у нее выступили розовые пятна, и, отвечая, она запнулась.

– Ну… Вероятно… Я уехала в Хэмпден-Фоллс, вот и все. Разве вы не помните? – весело сказала она.

– Это я помню, – согласился Бертрам. – Но почему вы уехали в Хэмпден-Фоллс?

– Мне некуда было… Я хотела туда уехать, – быстро поправилась она. – Разве тетя Ханна не говорила, что я просто мечтала туда вернуться?

– Да, тетя Ханна так сказала, – заметил Бертрам, – но приступ тоски по дому был… внезапен.

Билли снова порозовела.

– Возможно, но тоска по дому всегда наступает внезапно, – парировала она.

Бертрам рассмеялся, но его взгляд стал почти нежным.

– Билли, вы совершенно не умеете блефовать, – заявил он, – для этого вы слишком честны. Что-то случилось. Что же это было? Расскажите мне, пожалуйста.

Билли надула губы и смотрела куда угодно, но только не в глаза Бертраму. А потом вдруг посмотрела прямо на него.

– Да, для моего отъезда в самом деле была причина, – призналась она и на одном дыхании выпалила: – Я не хотела больше вам всем докучать.

– Докучать нам?!

– Да. Я все поняла. Вы не могли рисовать, мистер Сирил не мог играть и писать. Все изменилось из-за моего присутствия. Но я вас не виню, нет-нет, – торопливо заверила она, – просто я узнала об этом.

– А могу ли я спросить, как именно вы получили эту интереснейшую информацию? – резко сказал Бертрам.

Билли покачала головой. Ее маленький круглый подбородок вдруг показался квадратным и решительным.

– Спросить вы