Шрифт:
Закладка:
— Ах ты мерзкий черный жук! Ты никогда никого не слушаешься! «Я, я, я всех важнее!» И так все время! «Ах, у меня странное ощущение в большом пальце, и поэтому все должны немедленно встать на голову!» А теперь, когда мы устроились в чудесной колонии, ты изо всех сил стараешься всех взбаламутить! Да еще хочешь, чтобы из-за тебя рисковал жизнью наш лучший кролик. Ты побредешь по лесу, как спятившая мышь, а он отправится нянькаться с тобой! Хорошо же, я расскажу обо всем нашим, чтоб они тоже разозлились на тебя!
Лохмач повернулся и бросился в первый попавшийся проход в плетне. Внезапно по ту сторону плетня поднялась настоящая буря. Сначала взлетел в воздух какой-то сучок, затем влажный ком слежавшихся листьев, как снаряд, вылетел из-за плетня и упал на землю возле лап Ореха. Слышно было, как за плетнем кто-то бьется и колотит лапами.
Подавляя желание немедленно обратиться в бегство, Орех и Пятый переглянулись. Кто же прячется за плетнем, какой неприятель? Может быть, это кошка? Но вместо кошачьего шипения и кроличьего визга за плетнем слышался лишь треск ветвей и шелест травы, словно кто-то в отчаянии вырывал ее с корнем.
Преодолев голос инстинкта и собрав все свое мужество, Орех бросился в проход. Пятый последовал за ним.
Их глазам открылось ужасное зрелище. На земле, пропаханной глубокими бороздами, на боку лежал Лохмач. Его шею стягивала изогнутая медная проволока, тускло поблескивающая в первых лучах солнца. Проволока глубоко врезалась в мех. Острый конец ее поранил кожу, и капли крови, темно-красные, как ягоды тиса, катились по плечу Лохмача. Видно, у него перехватило дыхание. Он снова начал отчаянно метаться, безуспешно пытаясь вырваться из петли. Он бросался из стороны в сторону и то поднимался, то опять падал на землю, но наконец задохнулся и затих.
Потрясенный ужасом Орех выскочил из-за плетня и присел рядом. Глаза Лохмача были закрыты, а губы растянулись в гримасе боли. Он прикусил нижнюю губу, и из нее капала кровь.
— Тлейли, — постучав лапой о землю, сказал Орех. — Постарайся понять меня! Ты попал в западню! Как из нее выбраться? Вспомни: чему учили вас в Аусле?
Задние лапы Лохмача слабо забились, он опустил уши и открыл ничего не видящие глаза. Наконец Лохмач с трудом проговорил хриплым голосом:
— В Аусле говорили… нет смысла кусать проволоку… Нужно… рыть вокруг колышка!
Он забился в конвульсиях и заскреб когтями землю. Земля и кровь, как маска, запеклись на его морде.
— Беги скорей в колонию, Пятый! — вскричал Орех. — Позови Смородину и Серебристого! Скорей! Он умирает!
Пятый поскакал по полю быстрее бегущего зайца.
Орех попытался уяснить себе, с чего следовало начать. Какая вещь называется колышком? Он рассмотрел коварное приспособление. Лохмач лежал на проволоке, придавив ее своим телом. Казалось, что проволока уходит прямо в землю. Орех напряженно силился понять: что ему следует вырыть? Он понял только, что нужно рыть. Он начал раскапывать рыхлую землю и рыл, пока его когти не наткнулись на что-то гладкое и твердое. Он в недоумении остановился и тут заметил, что Смородина уже прибежал и смотрит через его плечо.
— Лохмач только что еще разговаривал! Он сказал: «Выкопайте колышек». Что нам делать? — спросил Орех Смородину.
— Постой, дай подумать! — сказал Смородина.
Повернувшись, Орех посмотрел в сторону ручья. Вдали он увидел вишневое дерево, под которым они на рассвете сидели со Смородиной и Пятым. Сейчас мимо вишни неслись во весь опор Хокбит, Серебристый, Одуванчик и Горшочек. Далеко обогнав товарищей, Одуванчик кинулся к проходу в плетне и вдруг резко остановился, подергиваясь и вытаращив глаза.
— Что случилось? Что это, Орех?
— Лохмач попал в силки! Не трогай его! Пусть Смородина решит, что нам делать, — ответил Орех. — А где Львиная Пасть? Может быть, он знает, что делать?
— Он не придет, — сказал Горшочек. — Он велел Пятому заткнуться…
— Что велел? — не веря собственным ушам, спросил Орех.
Но тут заговорил Смородина, и Орех обратил все внимание на него.
— Все понятно, — сказал Смородина. — Проволока цепляется за колышек, а колышек зарыт в землю, — вот, смотри! Мы должны его вырыть. Копай рядом!
Орех снова принялся за работу, взрывая когтями рыхлую сырую землю и скользя лапами по твердому дереву. Он сознавал, что все остальные кролики стоят в некотором отдалении и ждут. Запыхавшись, он вскоре остановился, и Серебристый сменил его. Через некоторое время Серебристого сменил Крушина. Им удалось обнажить поверхность этого гладкого, пахнувшего человеком, ненавистного колышка на длину кроличьего уха, но тот все еще крепко сидел в почве. Лохмач, весь в крови, с закрытыми глазами, неподвижно лежал на земле. Крушина поднял его голову и вытер грязь с морды.
— Внизу колышек становится уже, — сказал Крушина. — Мне кажется, его можно перегрызть, только мне не добраться до него зубами.
— Пусть попробует Горшочек, — сказал Смородина. — Он самый маленький.
Горшочек бросился в ямку, и все слышали, как дерево, треща под его зубами, превращалось в щепки.
Вскоре Горшочек вылез с поцарапанным носом.
— Щепки поранили мне нос, и там трудно дышать, но колышек почти перегрызен!
— Пятый! Спускайся в яму! — сказал Орех.
Пятый пробыл в дыре совсем недолго. Он тоже вылез с расцарапанной мордой.
— Колышек разломился надвое. Лохмач свободен! — объявил он.
Смородина потрогал носом голову Лохмача и легонько толкнул его. Голова Лохмача бессильно упала.
— Лохмач, — сказал Смородина. — Мы вытащили колышек!
Ответа не было. Лохмач по-прежнему лежал неподвижно. Смородина согнал севшую ему на нос муху, и та с жужжанием улетела в светлое небо.
— Кажется, он погиб, — сказал Смородина. — Он не дышит!
Орех опустился на землю рядом со Смородиной и прижал свой нос к носу Лохмача, но ветер мешал ему разобрать, дышит он или нет. Лапы Лохмача были вытянуты вперед, живот казался плоским и дряблым. Орех старался воскресить в памяти все, что он когда-либо слышал о западнях. Может быть, острый конец проволоки разорвал Лохмачу дыхательное горло?
— Лохмач, — прошептал Орех. — Мы тебя вытащили, ты свободен!
Лохмач не шевелился, и Орех решил, что он умер. Если это в самом деле так, то Ореху нужно скорее уводить отсюда весь отряд. Если кролики останутся у тела, то ощущение
