— Ты же мог их убить! — начинаю я, полностью отходя от небольшого шока.

Конечно, это очевидно, что у Уилсона имеется оружие. Он же бывший военный, да и охранное предприятие, наверно, предполагает носить с собой какой-нибудь табельный пистолет. Как у полицейских. Отсюда следует, что это точно не происки конкурентов. И тот автомобиль, скорее всего, преследовал не меня.

— Аманда, успокойся! Ты сама видела, что я стрелял в небо, но никак не в них. А если бы ты послушала меня и не делала резких движений, этого вообще не потребовалось, — рычит мужчина.

— Да если бы не ты, меня ты здесь вообще не было! — злюсь я.

— Согласен, — не отрицает он, что несомненно меня удивляет. Раньше что-то к нему такие светлые мысли не приходили, — Поэтому мы и договорились, что ты делаешь всё, о чём я тебя прошу, но, видимо, ты не сильно хочешь избавиться от моего присутствия, раз продолжаешь сопротивляться, — всё это Уилсон высказывает мне, колдуя что-то с френч-прессом на кухне.

Мне хочется высказаться и я уже даже открываю рот, но ни одной дельной мысли в голову не приходит. Этот громила в очередной раз прав. И данный факт до безумия раздражает.

Снимаю обувь, куртку с тулупом вещаю на вешалку и иду на диван. Не хочу сидеть в комнате. Так скучно. А у меня даже телефона нет. Пока придумываю, чтобы такое ответить Томасу на его последние слова, он уже сам подходит к журнальному столику. Ставит две чашки с чем-то ароматным. Принюхиваюсь. Отчётливо чувствую мелиссу и что-то ещё. Не понимаю, вроде знакомый запах, но никак не могу понять.

— Что это? — настороженно спрашиваю я.

— Не волнуйся, это обычный чай. Травить я тебя не собираюсь, — ухмыльнувшись, отвечает Том.

— Уж надеюсь на это, — отпиваю немного.

Ммм… Теперь понятно, что за второй запах. Липа. Помню его с детства. Раньше мы жили в таунхаусе и рядом с нашим росла огромная липа. Семья, которая жила под нами, сделали там для своего ребёнка качели и иногда мне тоже удавалось там покачаться. И этот запах опьянял, особенно в самый пик её цветения, начиная где-то с середины июня и до самого конца июля. В это время практически не было занятий в балетной школе и пока родители на работе, я качалась. Наверно, самые яркие и тёплые воспоминания с детства именно оттуда. Мне нравилось раскачиваться как можно выше, так что касалась руками листочков липы. Я представляла, что это родители меня качают, а шелест листьев — их смех. Они никогда не смеялись. Никогда. По крайней мере, при мне.

Поджимаю ноги. Никак не могут согреться. Уилсон замечает это жест.

— Замёрзла, да? — и всё это с каким-то укором.

Хоть и понимаю, что в принципе сама виновата. Знала же, что на улице нежарко, а ещё у озера долго стояла. Решаю ничего не отвечать и вообще не разговаривать с ним. Чем меньше я говорю, тем лучше. Для кого, пока сама не понимаю.

Мужчина поднимается с дивана и скрывается в спальне. Через несколько минут возвращается с пледом и тёплыми носками.

— Давай сюда ноги.

И я повинуюсь. Оправдываю себя тем, что мы же договорились: я его слушаюсь и через пару дней он исчезает из моей жизни.

— Вот почему нельзя быть такой послушной всегда, а?! — бурчит он, надевая на меня носки.

Они мне очень большие, видно что мужские. Чуть ли не до колена доходят, однако мужчина подгибает их до середины икр. И мне почему-то тут же становится тепло и все неопределённые чувства к этому громиле куда-то испаряются. Остаётся только какая-то нежность, благодарность и что-то ещё. То отчего сердце начинает стучать намного быстрее.

Томас накрывает меня пледом, протягивает мою чашку с чаем.

— Может, фильм какой посмотрим? — предлагает мужчина.

Киваю, отпивая чуть остывший чай. Мне так хорошо в этот момент. Ощущение, что Уилсон что-то подсыпал в чай. Успокаивающего.

— Ты решила не разговаривать со мной?

Снова киваю.

— Ну отлично, — пожимает он плечами. Будто его совсем не заботит, что придётся сидеть в тишине ещё пару дней, — Значит, фильм выбираю я.

Чёрт! Надеюсь, это будет не ужастик. Не люблю их. Потом очень плохо сплю. Каждый шорох воспринимаю со стороны потустороннего мира. С Самантой мы в этом плане очень солидарны.

На ноутбуке загорается экран, Томас вводит пароль и на глаза сразу попадается фото того владельца клуба. Как его там… Хайдар… Хайдар Али! Точно!

— Стой! — торможу его, когда он начинает закрывать все вкладки.

— Что?

— Там на фото, был мужик с клуба! Хайдар Али! Ты его знаешь?

— Не очень хорошо, а ты? — смотрит на меня пристально.

— Впервые увидела в клубе, — начинаю я. Решение молчать ушло на второй план, — Он вроде один из владельцев. Мы столкнулись в коридоре перед выступлением, а потом Хайдар должен был заплатить за шоу-программу, — в голове начинают возникать мысли, что всё это неслучайно.

— Заплатил?

— Да, но я не взяла деньги.

— Почему? — удивляется Уилсон.

— Он сказал, что у него есть какое-то предложение для меня. Я ещё тогда насторожилась, что-то в нём пугало меня, — вспоминаю, будто это было несколько недель назад, хотя прошло чуть больше суток.

— А что за предложение?

— Не знаю, я не стала выслушивать, просто ушла, — ловлю себя на мысли, что мне совершенно легко говорить об этом, хотя я никому не собиралась сообщать о нашем разговоре с Али. Не потому, что слишком секретно, просто было неприятно.

Это и есть профессиональная черта Уилсона-детектива? Выведывать всё так просто? Или в чае какая-то сыворотка правды?

— Понятно, — говорит Томас, однако в его голосе слышаться нотки облегчения.

— Кто он? — теперь уже моя очередь задавать вопросы.

— Аманда я не могу тебе рассказать всего.

— Расскажи что можешь.

Молчит. Облокачивается на спинку дивана и взъерошивает свои и так короткие волосы.

— Том, пожалуйста! — его губы дёргаются в улыбке. Да, иду на хитрость, ему нравится, когда я зову его по имени, — Я хочу знать, что происходит! Моё выступление и присутствие здесь неспроста, да? — пожалуйста, пускай он опровергнет мою догадку.

— Аманда, я не могу ответить тебе на вопрос про шоу со стопроцентной уверенностью, — переводит свой взгляд на меня, — Возможно, так просто сложились обстоятельства, и твоё выступление никак не связано. Но цепочка которая последовала после неё — да. Всё неспроста. Меня каким-то образом рассекретили и просто залечь на дно у меня бы не получилось. Поэтому пришлось поступить так, как я поступил. Твоя безопасность была в приоритете. Я не был уверен, что им известно, но и рисковать тоже не мог. Извини за все эти неудобства, — он обводит рукой дом, — Но это единственное место, которое невозможно вычислить, по крайней мере, сразу.