Келлер и Кёрте были не только коллегами, но и близкими друзьями, хотя и очень отличались друг от друга.

Харальд Келлер родился в Касселе в 1903 году, изучал историю искусств и в 1929 году получил докторскую степень в Мюнхене240. Проработав пять лет стипендиатом и ассистентом в Bibliotheca Hertziana в Риме, он в 1935 году защитил вторую диссертацию и в том же году стал приват-доцентом в Мюнхенском университете. Он считался человеком весьма своевольным по характеру, не питал, как Вернер Кёрте, страсти к военному делу и не был убежденным национал-социалистом. Тем не менее он приспособился к обстоятельствам – в отличие от своей жены Герды, которая была политически настроена более критично и сочувствовала Исповедующей церкви. Служба охраны произведений искусства в Петергофе разочаровала Келлера бессмысленностью ее деятельности, и он предпочел вернуться к обычной службе. В письме к жене он рассуждал так:

На войне я хочу быть солдатом – и ничего больше, раз уж я на фронте. Ради того, чтобы подбирать остатки уничтоженных произведений искусства – сплошь товар 6-го, 7‐го сорта, – я не возьму на себя разлуку с тобой и детьми и с работой всей моей жизни! При таких высоких ставках и выигрыш должен быть соответствующий – а это на офицерской службе вероятнее!241

Поэтому Келлер не ответил в апреле 1942 года Сольмсу, пытавшемуся заполучить его в качестве сотрудника в группу «офицеров-сборщиков» в Пскове, и с облегчением узнал, что командир его дивизии отклонил просьбу Сольмса. 1 июля 1942 года Келлеру присвоили, как он и надеялся, звание лейтенанта. Вскоре, в августе, он был тяжело ранен, а после выздоровления в декабре того же года признан годным к гарнизонной службе и переведен в 423‐й запасной пехотный батальон в Нойбурге-на-Дунае. В начале декабря 1943 года его вновь перевели на Восточный фронт, в 18‐ю армию, в штаб Главного командования 26‐го армейского корпуса. Его последнее зарегистрированное назначение – в распоряжение заместителя главнокомандующего 1‐го армейского корпуса в Кенигсберге242. Ему посчастливилось избежать плена. С 1948 года он занимал должность профессора истории искусств во Франкфуртском университете243.

Еще один уполномоченный по охране произведений искусства, направленный в этот регион командованием армии, временно работал на территории, подведомственной коменданту 584‐го тылового района армии; однако никаких свидетельств его связи с Сольмсом не обнаруживается. Это был историк Артур Карл Зам, родом из Дюнабурга [до 1893 года Динабург, затем Двинск, а с 1920 года Даугавпилс], учившийся в Москве и Киле и получивший докторскую степень в Киле в 1926 году244. По профессии он был учителем. Но летом 1942 года, поскольку он владел русским языком, его в качестве зондерфюрера направили переводчиком в комендатуру города Дно под Псковом245. Как видно из нескольких документов, сохранившихся в архивах Оперативного штаба рейхсляйтера Розенберга, Зам осуществлял в Новгороде изъятие и сохранение икон и других музейных предметов, которые позднее передал военной администрации в Пскове246. Можно предположить, что, как и Келлер в Петергофе, он действовал по приказанию некоего начальника, хотя в его случае конкретные обстоятельства выяснить не удалось.

Из специалистов, работавших в области охраны произведений искусства, только двое были направлены на северо-запад России из Германии. Одним из них был уже упомянутый Вернер Хальвег, другим – Георг Пёнсген. Оба представляли канцелярию начальника армейских музеев. Пёнсген происходил из богатой семьи промышленников, изучал историю искусств и получил докторскую степень в 1924 году во Фрайбурге247, после чего работал в Управлении государственных дворцов и садов в Берлине. На Восточном фронте он вначале вместе с Сольмсом отвечал за сохранность художественных ценностей в окрестностях Ленинграда, но пробыл там всего несколько недель. Поучаствовав в вывозе предметов искусства и в демонтаже Янтарной комнаты, он доложил своему начальству, что его присутствия больше не требуется, так как ситуация на фронтах не свидетельствует о предстоящих переменах – от штурма Ленинграда к тому времени уже отказались, а дворцы, видимо, Пёнсген считал безнадежно утраченными. Вид разоренного Екатерининского дворца в Царском Селе глубоко потряс его; он содрогался от мысли, что ему придется участвовать в дальнейшем его опустошении. В автобиографии, созданной много лет спустя, Пёнсген писал:

Но оставалось еще множество очаровательнейших картин, рисунков, гравюр и предметов декоративно-прикладного искусства, не имевших непосредственно исторического значения, которые теперь, по прихоти превратностей войны, лежали повсюду в жалком, оскверненном виде. Они выглядели как человеческие трупы. Я пробирался мимо них и по ним c чувством ужаса и беспомощности, как на полях сражений, когда свои заставляют идти вперед, а тех, кого постигла смерть, оставлять позади без внимания. Их немота была и осталась несказанной мукой248.

Насколько Пёнсген точно описал, оглядываясь назад через много лет, свое душевное состояние, судить трудно. Но похоже, что его главной целью – и в конечном счете радостью – было не попасть на фронт. Как сотрудник канцелярии начальника армейских музеев он вернулся в Берлин, а когда его ведомство перевели в Вену, он переехал вместе с ним и оттуда отправлялся в экспедиции за экспонатами на югославский фронт. После 1945 года Пёнсген нашел место в небольшом краеведческом музее на Боденском озере. Позднее он перешел в Музей курфюршества Пфальцского в Гейдельберге и оставался его директором до выхода на пенсию в 1964 году249.

Этот обзор сведений о сотрудниках службы охраны произведений искусства подтверждает тезис о том, что не существовало продуманного плана по созданию на северо-западе России армейской службы охраны произведений искусства: она возникла по воле обстоятельств, сложившихся на местах. Решающую роль в этом сыграл граф Сольмс-Лаубах, который благодаря своему общественному положению, возрасту, профессиональной компетентности и хорошим связям сумел устроить все так, как считал нужным. В отличие от армейской службы, Оперативный штаб рейхсляйтера Розенберга и зондеркоманда Кюнсберга действовали гораздо более планомерно, однако им с трудом удавалось отстаивать свои интересы в противоборстве с военными. Эти две организации также работали со специалистами, но такими, которые получили бронь как «незаменимые» и до отправки в СССР уже имели опыт работы по «изъятию и сохранению» предметов искусства или оценке собранных материалов. В 1941–1944 годах на них лежала ответственность за определенную часть культурных ценностей на северо-западе Советского Союза.

Таким специалистом в зондеркоманде Кюнсберга был историк Юрген фон Хен из айнзацкоманды «Гамбург»; он возглавлял форкоманду «Ленинград», затем стал начальником канцлярии в Сиверском, в непосредственной близости от линии фронта. Родился фон Хен в Риге в 1912 году, учился в Тарту и Кенигсберге, где