черным одеждам и очкам с янтарными линзами, растворялся в воздухе или проходил сквозь предметы, ежели на то у меня имелось желание. Что может быть гротескнее, чем одежда, гуляющая сама по себе, увенчанная парой окуляров? Или восьмидюймовый нож, сам по себе летающий по улице? Короче говоря, я был готов к любой инициативе со стороны двух детективов – инициативе, о которой мои силы не позволяли узнать. Несмотря на чудеса, на которые я был способен, я все еще, казалось, был связан определенными правилами, как и все в этом дерьмовом мире – будь то животное или растение, существо минеральное, парообразное, человеческое или сверхчеловеческое. Всякий каприз воображения – и тот вынужден играть по правилам. Все наше бытие извечно подчинено ограничениям, налагаемым внутренними либо внешними силами, – нет никаких исключений или отступлений, несмотря на некоторые поразительные трансмутации, расширяющие горизонты свобод.

Взгляните, например, на то, что я, трансмутант, смог сделать с Шерри, чей палец сейчас все глубже и глубже увязает в уродливой двери. Это – моя идея, мой проект, на эту казнь я вполне могу оформить авторское право. Но как же я выявил лимиты способностей, данных мне? До этого ведь я никогда не проворачивал ничего подобного. Изначально все, чего я хотел – разрядить «Глок-17», ну или «Файрстар», в людей, потихоньку доводивших меня до ручки, упорно оскорбляя мое простое человеческое достоинство. Но какая сила в итоге должна была сдвинуть палец на спусковом крючке того или иного пистолета? Как я полагал, мой мозг просто отдаст один-единственный четкий приказ: эй, палец, на старт – внимание – пли! Но мозг ведь тоже получает приказы от тела, функционируя как его часть. Кроме того, и мое тело, и мой мозг (как неотъемлемая часть тела) реагировали на давление, оказываемое на них другими телами и мозгами – той же Семеркой, их совокупным мозгом и телом, если можно так выразиться… не говоря уже о различных других давлениях, какие создавали объекты и события без человеческого тела или человеческого мозга – погодные условия, переход на летнее время, насекомые, в общем, весь нечеловеческий мир.

Но как же так вышло, что все эти тела и мозги, в том числе и мой, вместе с огромным числом других нечеловеческих факторов, вроде тараканов, заполонивших мою квартиру, умудрялись согласовываться так, чтобы заставить мой палец нажать на спусковой крючок «Глока» или «Файрстара» и положить конец бесполезному мозгу и привлекательному телу Шерри Мерсер? Как возможно совершить такой или любой иной подвиг в этом пустынном мире? Какова была точная иерархия и где брал начало этот хаос в череде исторических, ни много ни мало, явлений, включавших в себя, среди прочего, это мое неудержимое желание купить пистолеты и охотничий нож, а впоследствии – идею создания уродливой маленькой дверцы, которую способны открыть только я и Шерри?

Вопросы, вопросы… а где ответ? Не ждите его.

И вопросов больше не задавайте.

Единственное, что важно – сохранять концентрацию и продолжать деятельность до тех пор, пока все следы Шерри не будут окончательно стерты, как в случае с Перри.

…Уродливая маленькая ручка на уродливой дверце заходила вверх-вниз, и ее дикий скрип резанул по ушам Шерри. Формой ручка напоминала голову маленькой обезьянки, и Шерри схватила ее без раздумий – ибо страх перед тем, что, казалось, хотело выйти за эту дверь, заставил ее забыть отвратительный вид и паутинную текстуру всех этих клубков и узлов двери, всех этих полупроявленных лиц на ней. Шерри надеялась использовать ручку как опору, рычаг для освобождения второй руки – но увы, по итогу она лишь больше увязла в «двери», которая работала точно так же, как разум, запутавшийся в паутине навязчивых мыслей: чем больше вы пытаетесь освободиться, тем крепче плен.

Когда капкан, поставленный на это существо, прикидывающееся женщиной, крепко захлопнулся, я, празднуя чистую победу, позволил доле своего разума обратить внимание на кое-какой другой процесс.

Судя по всему, детективы Белофф и Чернофф не смогли заполучить ордер на обыск моей квартиры. Детектив Белофф энергично дернул ручку, надеясь, что изъеденное молью дерево вокруг замка не выдержит и позволит ему и его напарнику незаконно проникнуть в дом подозреваемого. Если бы я не был занят чем-то другим, я бы впустил парней из чистой вежливости. Но им пришлось спуститься по служебной лестнице в закусочную, так что в настоящее время детективы допрашивали Лилиан за стойкой. Единственным посетителем был Гарри, хлебавший кофе напротив хозяйки заведения и блюстителей порядка.

– Хотела бы я вам помочь, – произнесла Лилиан через губу, – но я обязана уважать частную жизнь моего арендатора.

– Мы можем вернуться с ордером, – заметил детектив Чернофф.

– Ну, тогда – другое дело, – откликнулась Лилиан.

Пока детективы продолжали ее допрашивать, Гарри что-то бормотал в свой сотовый телефон, неслышимый для всяческих посторонних ушей… кроме, разумеется, моих.

– Ага, она – хозяйка, – говорил опустивший голову Гарри Ричарду на другом конце линии… вернее, радиочастоты.

– И что она говорит? – спросил Ричард.

– Ничего. Крутит копам бейцы, сдается мне.

Детектив Белофф тем временем тщился скрыть назревающее раздражение ответами владелицы закусочной – сердечными, но безупречно и неизменно уклончивыми.

– Когда вы в последний раз видели его? – допытывался он.

– Не знаю.

– Он когда-либо приходил сюда поесть? – уточнил детектив Чернофф.

– Иногда.

Гарри понял, что Лилиан лгала детективам из отдела убийств – потому как он и сам был профессиональным лгуном, как я понял, раскопав информацию в архивах различных правоохранительных органов. До того как Ричард нанял его (или, разумнее будет сказать, «ввел в круг»?), Любезный и Загадочный Гарри, известный мне, всплывал в разных местах то как Сантехник Хэнк, то как Кровельщик Джо, а то и вовсе отмечался Коммивояжером Бобом. И это – лишь некоторые из псевдонимов, которые он использовал для разного рода наживы. Незаконное проникновение на частную территорию и злоупотребление доверием упрятали его за решетку на десять лет, из которых он отсидел всего пять; числились за ним также обвинения в растлении несовершеннолетних и жестоком обращении с престарелыми, заработанные под личиной санитара Кена в одной богадельне, – но доказать ни первое, ни второе, увы, не удалось.

– Крутая бабеха, – сказал Гарри Ричарду. – Уверен, мы что-то от нее да выведаем.

– Ну так выведай прямо сейчас, – велел Ричард.

– Мы рискуем испачкать руки, – предупредил Гарри.

– И ладно. Грязь я как-нибудь вытерплю, неряшливость – нет.

Что ж, босс Ричард, я тебя тоже услышал!

К тому времени детективы из отдела убийств, казалось, были крайне обеспокоены тем, что пожилая женщина за стойкой водит их за нос.

– Как он выглядел,