– Я не торчу, – прошипела она. – Я просто бухаю. Это не одно и то же, слышишь?

– Э-э, да, – пробормотал Гарри, которому, очевидно, было по барабану.

Лилиан наконец-то постучалась ко мне и позвала по имени. Я оставил дверь слегка приоткрытой, в результате чего та легко отворилась и позволила Лилиан воспользоваться привилегией домовладельца и выяснить, из-за чего поднялся весь этот шум-гам в квартире ее арендатора. Она осторожно прошла на кухню через дверь черного хода. К тому времени как Лилиан оказалась внутри, я уже скрылся из виду. Последнее, чего я хотел, – это напугать единственного человека, который был близок к тому, чтобы стать мне семьей. В какой-то степени Ричард был прав – я был так же отчужден от своих кровных родственников, как и многие другие офисные трудяги.

От удивления у Лилиан перехватило дыхание, как только она увидела искореженную технику на полу. Я поставил коробку с деньгами на самое видное место, так что ей отнюдь не составило труда найти ее. Пройдя к столу, она взяла подарок и одними губами озвучила слова, написанные на крышке, – прямо адресовавшие оставленное добро ей. Затем, сунув руку под фартук, надетый на нее, она извлекла на свет божий перочинный нож – далеко не суровый походный «Охотник на оленей», но тем не менее все еще весьма делового вида инструмент. «Молодцом, Лил», подумал я. Разрезав упаковочную ленту, обернутую вокруг обувной коробки, она уставилась на все то, что составляло мою мирскую ценность, – деньги, сложенные стопками.

– Бог ты мой, – выдохнула она и, быстро сложив два и два, сказала вслух: – Похоже, я больше тебя не увижу, Фрэнк. Что ж, храни тебя Господь. – Лилиан показалась мне такой грустной, когда закрывала коробку и баюкала ее под мышкой.

Прежде чем покинуть квартиру, заперев дверь своим ключом – ох, спасибо тебе, Лил Хейс, – она на мгновение обернулась, чтобы оглядеться. Она никак не могла видеть меня, когда я наблюдал за ней своим взглядом нежити. Но каким-то образом она, пусть и на очень краткий миг, задержалась глазами именно на том месте, откуда я смотрел на нее в ответ. Затем она ушла, и я переключил свои потусторонние зрение и слух обратно на собрание в конференц-зале компании.

– И еще кое-что, – сказала Мэри. – Полагаю, мы делаем это не только для того, чтобы компания могла нажиться досыта и предоставить нам, самое большее, какой-нибудь жалкий маленький «бонус»?

– Как глава нашей корпоративной семьи, я не обязан раскрывать вам – для вашего же блага, заметьте, – точные детали инициативы. Пока могу только сказать, что после того как план корпоративной реструктуризации Барри будет реализован, получит рекомендацию от генерального директора и одобрение от всего высшего руководства, ситуация здесь станет немного шаткой. Пока рабочая среда хаотична, семейный бюджет может пережить период снижения прибыли. Скоро акционеры начнут проявлять признаки капризности и рыскать, как стадо голодного скота, ища новых лихих ковбоев для содержания ранчо. Им позарез будут нужны люди со свежими идеями и особыми планами. И вот тогда-то… тогда вся эта компания и станет нашей. Никто и глазом моргнуть не успеет.

Что ж, когда в товарищах согласье есть…

На лад их дело не пойдет. Все равно не пойдет – как ни крути.

Потому что оставалась одна зловредная костяшка Домино, способная испортить всю амбициозную инициативу, сорвать план – если копы не возьмут след слишком рано.

Твой выход, Гарри. Готовься стать объектом моего самого пристального внимания.

6

Должен признаться, что разоблачения, обрушившиеся на мои дальновидное зрение и слух во время обеда Шестерки, послужили не только зерном гнева, но и облегчением. Не то чтобы они оказались большими свиньями, чем я себе представлял. Куда уж больше.

Однако я всегда представлял их себе как стадо этаких гадаринских свиней [2], которые передвигаются несколько бессистемно, руководствуясь низменным животным инстинктом, что отличает зверя от человека. Видя в них лишь зверей, я и воздать им планировал форменным зверством – примитивной бойней.

Но я ошибался.

Выяснилось, что у них были и планы, и стратегия, и цель. Они оказались кликой сущих монстров, дьявольской сектой, макиавеллистским банд-формированием с Ричардом в роли главаря, командующего горсткой подручных.

Да, приятно было окончательно разочароваться в этих людях. Все недвусмысленные подозрения о Семерке, сократившейся моими стараниями до Шестерки, подтвердились. Не люди – отбросы. Фантазии о насилии, которым предавался мой разум, распаленный яркими эмоциями ОКРщика, подразумевали расправу над реально плохими ребятами, у которых нимбы над головами не висели. Карусель Страха, Ненависти, Унижения и уймы других беспечных неоседланных лошадок моего личного апокалипсиса крутилась не просто так.

И тем не менее все это были фантазии.

Даже когда гневный мой порыв оформился в конкретные подготовительные меры, покинув подпол с подавленными желаниями, Судный День Доминио так и не наступил. Дождь из пуль не пролился на грешников утром понедельника, как я планировал. Да и где гарантии, что я взаправду решился бы на такой серьезный шаг? Отложенная (по причинам, не только не зависящим от меня, но все еще неясным для моего ума, как бы я ни старался определить их местонахождение) месть отъехала в туманную перспективу, план претерпел кардинальные изменения.

Но давайте сделаем шаг назад.

Фрэнк Доминио был человеком с гипертрофированным воображением и коротким фитилем, никто этого не отрицал; но его всегда сдерживали страхи и внутренние демоны. Домино, с другой стороны, зарекомендовал себя не только полным психом – он, похоже, и сам принадлежал к классу демонов. У этих двоих было много схожих качеств. Среди них – стремление приступить к работе над проектом, хотя бы для того, чтобы как можно скорее покончить с ним. И вместе эти двое открыли счет. Был Перри Стаковски; нет больше Перри Стаковски. Стих джаз в устах приемника.

Расправа над Перри («никчемным торчком», как припечатал его Гарри) оказалась более эффективным средством терапии, чем любое лекарство или сеанс психиатра. Именно в этом заключалась проблема – я был настолько удовлетворен работой, проделанной над Перри Стаковски, что боялся: а ну как не хватит воли покрыть остальные пункты в списке? И к чему все приведет? Что станет с онтологической аномалией, заменившей мне тело и душу, когда труд по-настоящему будет близок к завершению?

Темные созвездия, разбросанные по небу в последние часы той ночи, наряду с пятнами сажи, появившимися на следующий день, когда солнце взошло с опозданием на час, не показались мне добрыми предзнаменованиями того, что меня ожидало, как только я осуществлю все свои