— Madre di Dio! {Матерь Божья! (исп.)} — воскликнул он, перекрестился и поцеловал сложенные щепотью пальцы. Не говоря больше ни слова, он бросился к двери обсерватории и распахнул ее. Вильгельмина подумала, что он собирается спастись от нее бегством, но монах, стоя в дверях, поманил ее за собой.

Поднявшись по ступенькам, она вошла в крошечный вестибюль; узкий коридор вел отсюда к двум дверям, а лестница — наверх. Брат Лазарь открыл левую дверь. Вильгельмина последовала за ним и оказалась в маленькой аккуратной кухне с простой дровяной печью, квадратным деревянным столом и четырьмя стульями. Окно выходило на окружающие горные пики и долину за ними. На столе в глиняной кружке с отбитой ручкой стояли цветы, а на тряпичном коврике, лежащем на полу, не было ни соринки.

Монах, явно пребывавший в растерянности, подошел к буфету, достал стеклянный стакан, глиняную чашку и кувшин с вином. Поставил на стол. Указал на один из стульев и предложил:

— Садись.

Вильгельмина повиновалась, и ей налили вина в стакан. Монах сел напротив нее, обхватил чашку обеими руками и одним глотком выпил. Он посмотрел на Вильгельмину. Та протянула ему свой стакан, и он отлил из него половину.

— Так! Меня, наконец, обнаружили. — Он медленно покачал головой. — И что теперь будет?

— Я не знаю, — мягко ответила Мина. — Я вовсе не собиралась пугать тебя или вредить тебе. Честно.

— А тогда зачем ты пришла?

Она не знала, с чего начать. Слишком много всего накопилось. Ей хотелось узнать, как действуют лей-линии, что их пробуждает, почему одни ведут в одно место, а другие — в другое, но самое главное, ей хотелось понять, как найти Кита, как с ним связаться, чтобы он перестал беспокоиться, и как его вытащить, а потом еще вся эта история с Картой на Коже и с берлименами… Ладно, это потом. В результате она сказала просто:

— Я пришла сюда в поисках знаний.

— Знания… — повторил монах. — И что же ты хочешь узнать?

Вильгельмина посмотрела на вино в своем стакане.

— Очень много всего. Даже не знаю, с чего начать. У меня много вопросов.

— Ну, выбери какой-нибудь один, — посоветовал брат Джамбаттиста. Возможно, на него подействовал тихий голос Вильгельмины, а может, вино, но по крайней мере теперь он не выглядел растерянным. — Неважно, с чего начинать; значение имеет только то, к чему человек приходит в итоге.

Мысли у нее в голове кружились и орали, как стая чаек. Она поймала одну из них.

— Для итальянца, живущего в Испании, ты здорово говоришь по-немецки.

Он рассмеялся, к нему на глазах возвращалось хорошее настроение.

— Ты для этого пришла? Чтобы выяснить, откуда взялся мой немецкий? Я думал, речь пойдет о Святом Граале.

— Святой Грааль? Это что-то из короля Артура?

— Да другого, как будто, и не было.

На этот раз рассмеялась она.

— А почему я должна об этом спрашивать?

— Ну как же! Это всех интересует в первую очередь! — воскликнул он. — Знаешь, сколько народу ищет Грааль? Братья всегда присылают таких ко мне. Легенда гласит, что легендарная чаша скрыта где-то здесь, на Монсеррате.

— Что? В самом деле? — у Вильгельмины от удивления глаза стали круглыми.

— Понятия не имею! — Брат Джамбаттиста рассмеялся и стал прежним. — А что тебе в моем немецком?

— Ты же сам сказал: с чего-то начинать нужно. — Мина отпила вина. — Кто знает, куда нас занесет?

— Это верно. Ну, слушай. Лучшая физика в мире на сегодняшний день — немецкая, — заявил он. — Вот я и выучил язык, чтобы без помех общаться с коллегами в Бонне и Берлине, Гамбурге и Вене… — Он пожал плечами. — Язык науки надо знать.

— Тут я полностью согласна. А как ты открыл для себя лей-путешествие?

— Лей-путешествие? — задумчиво повторил он. — Вот как ты это называешь…

— Как мне сказали, так и называю, — ответила она. — Я, можно сказать, случайно во все это вляпалась.

— Милая фройляйн, — с улыбкой произнес монах, — случайностей не бывает. — Он сделал еще глоток вина и подлил себе из кувшина. — Но я понимаю, о чем ты спрашиваешь. Думаю, что я пришел к этому примерно таким же путем. Мои эксперименты подсказали мне, что под Сант-Антимо проходят силовые линии. Я стал наносить их на схему для дальнейшего изучения, попал в настоящий шторм, и необъяснимым образом оказался… — Он замолчал, вспоминая.

— Где? — жадно спросила Мина.

— Здесь! В Монтсеррате.

— Ты хочешь сказать, что два этих места связаны?

— Именно. Поначалу я думал, что схожу с ума, — усмехнулся он. — Годы потребовались на то, чтобы понять случившееся, и еще больше, чтобы научиться пользоваться свойствами силовых линий в своих целях — настолько, насколько кто-нибудь вообще способен пользоваться такой стихийной силой для своих целей. — Он снова покачал головой. — Это было очень давно, но я все помню, как будто это вчера случилось.

Они долго говорили, делясь опытом и наблюдениями. И чем больше они говорили, тем больше Вильгельмина убеждалась, что наконец нашла человека, который может не только дать ей информацию. В лице брата Джамбаттисты она нашла наставника, человека широчайших знаний, способного умело направлять ее поиски.

— Почему ты сменил имя? — спросила Вильгельмина. Они уже давно перебрались в сад. Здесь их мог видеть каждый, кто хотел. Разговоры о том, что монахиня втайне посещает монаха им были совершенно не нужны.

— Ну, милая фройляйн, — ответил он со смехом, — люди обычно так долго не живут. Видишь ли, путешествия между мирами влияют на процесс старения. Я пережил всех своих современников, и люди начали на меня косо поглядывать.

— Да, наверное, со временем это может стать проблемой.

Он кивнул.

— Однажды — после похорон нашего старого ризничего, аббат Сант-Антимо заметил при всех: «Брат Джамбаттиста, у вас должно быть больше жизней, чем у Лазаря!» Все смеялись, но я намек понял. — Монах развел руками. — Что я мог сделать?

— И что же ты сделал? — зачарованно спросила Вильгельмина, подперев подбородок.

—