ее на траве и жестом пригласил Рамона присесть возле себя.

– Вот, смотри сюда! – он стал водить пальцем по грубо нарисованной карте. Рамон непонимающим взором уставился на пергамент и стал тупо следить глазами за движениями пальца рыцаря. – Мы сейчас возле Барбастро. Деньги, слава Богу, сейчас у нас с тобой имеются… – Рамон скривился и нехотя кивнул головой – ему, страсть, как не хотелось расходовать свои накопления. Он мечтал купить себе большой надел земли, построить виллу и обзавестись хозяйством. Но его темное прошлое тяготило Рамона, а воли у него не было, он тайно мечтал стать кабальеро, но, кроме мечты, у него были разве что деньги. Филипп уже догадывался об этом, вот и решился на серьезный разговор. – Рамон. Я же знаю, чего ты хочешь… – де Леви пристально посмотрел на него. – Только я – благородный кабальеро, так ведь у вас зовут рыцарей? – Рамон улыбнулся и закивал головой. – Только я смогу сделать тебя свободным и позволить иметь все, о чем ты и мечтать-то боишься! А теперь, – Филипп положил ему руку на плечо, – я задам тебе только один вопрос, – наемник напрягся, его лицо окаменело и сделалось серьезным, – ты пойдешь вслед за мной?..

Рамон, ни секунды не думая, вскочил на колени и припал к руке Филиппа.

– Да, дон Филипп! Я ваш навеки…

Рыцарь испуганно отдернул свою руку:

– Так! Прекрати свои рабские замашки! Руку надо целовать только в одном случае! – Он с видом наставника посмотрел на Рамона. – Рыцарь целует руку другому благородному человеку только тогда, когда приносит ему клятву верности в обмен за землю, замок и крестьян… – Рамон вмиг погрустнел. Филипп засмеялся и спросил. – Ты, чего?..

– А я и не благородный вовсе…

– Господи! Какая мелочь! – ответил ему рыцарь. – Достаточно стать рыцарем! А уж я знаю стольких благородных, коим место в хлеву, а не во дворцах! Поверь мне на слово. – Рамон с недоверием покосился на него. – Кстати, мой отец, он, так вообще, был рабом у короля! – заметил де Леви.

– Так то у короля! – пробурчал наемник. – Ему, поди, все можно…

– Баранья твоя башка! – ругнулся Филипп. – Это я сказал тебе, чтобы доказать на примере, что рыцарем может стать любой, лишь был храбр, верен и честен по отношению к своему сюзерену!..

– А кто такой сюзерен, по вашему, по франкски?.. – Рамон замялся. – Ну, на наш манер?..

– Рико омбрэ… – подумав, ответил Филипп. – Граф, король или, на худой конец, епископ…

– Понял… – с тоской в глазах ответил Рамон. – Значит, мне не видать рыцарских шпор, как своих ушей…

– Какой же ты, право… – выдохнул со смехом де Леви. – Я сделаю тебя рыцарем и наделю землей!

Глаза Рамона загорелись блеском радости:

– Когда? Где?..

Филипп посмотрел на карту, подумал немного и ответил:

– Вот здесь… – палец упирался в кружок, над которым было коряво выведено название «Таррагона»…

– Ух, ты, как далеко… – удивился Рамон.

– Там нас никто не ждет… – с загадочным видом ответил Филипп. Он подмигнул наемнику. – Никто даже не мечтает о таком деле…

– Это точно, твоя милость… – кивнул в ответ наемник. – Такая ересь никому в голову не полезет!..

– И это, мой милый Рамон, просто замечательно… – Филипп подмигнул ему. – Самое главное, что и мусульмане нас не будут ждать.

– Ой, Матерь Божья! – Перекрестился Рамон. – А о них-то я и забыл… – он сжал кулаки. – Ох, и вставят они нам, коли, мы захватим Таррагон!.. – он прибавил. – С Божьей помощью…

– Вот-вот, Рамон, именно с Божьей помощью! – согласился Филипп. – Да еще с нашей с тобой хитростью, изворотливостью и удачливостью… – рыцарь растянулся на траве, улыбнулся солнцу, прищурился и сказал. – Значит так. Собирайся в Барбастро и набери там вояк. Только учти, мне голые да оборванные ни к чему. Вербуй только отморозков, да рыцарей, всех конных… – он задумался и добавил. – Чем обшарпанней будет вид у рыцаря – тем вернее он нам будет служить. Понял?.. – Рамон кивнул в ответ. – ищи саперов, да мастеров по осадам. И, вот еще, поищи-ка горцев, умеющих по горам, да каменным стенам лазить…

– Это зачем?.. – вставил Рамон.

– За надом! – Ответил Филипп. – Не перебивай, когда я излагаю мысли. – Рамон извинился. – Никому не говори о том, куда и зачем ты их вербуешь. Уразумел?

– Уразумел…

– Тогда, вот еще что, – Филипп привстал на локтях, – у меня есть около пяти тысяч золотом, твои деньги я не беру в расчет – сам решай, как тебе участвовать. Вот на них и нанимай мне воинов. Рыцарям обещай один ливр на время похода в день, да феод после войны, если получится, конечно…

– Уже убегаю… – Рамон встал и поклонился.

– Нет! Улетай, и поскорей… – засмеявшись, ответил де Леви.

Рамон ушел, оставляя Филиппа наедине со своими мыслями. Рыцарь снова раскинулся на траве, смежил глаза и, как-то незаметно для самого себя, задремал. Его молодой и крепкий организм, пригретый теплыми и ласковыми лучами весеннего солнца, не сразу заметил, что земля, похолодевшая за долгую зиму, стала тянуть из него силы, оставляя вместо них простуду. Когда Филипп, стуча от озноба зубами, проснулся, то понял, что умудрился сильно застудиться.

– Господи, этого еще не хватало для полного счастья, – сквозь сиплый кашель проворчал он.

Филипп поднялся с трудом – ноги и ослабленный болезнью организм не слушались его. Он едва добрался до своей палатки, где тут же упал на кровать. К вечеру у него поднялся жар…

Один из воинов, заглянув к нему в палатку, так испугался, увидев своего командира в жару и почти в бреду, что опрометью бросился к большому и красивому шатру, полагая, что жена командира – она ведь женщина, как-никак и должна знать толк в лечении, сможет помочь.

Агнесса стрелой влетела в палатку де Леви, успев по ходу приказать своей служанке Бланке – ее нанял сразу же после похорон Робера распорядительный де Леви – чтобы та согревала воду и готовила медовое питье.

Девушка не на шутку перепугалась, увидев рыцаря, лежащего в бреду. Его тело было покрыто потом, а зубы стучали мелкой барабанной дрожью, трясясь в ознобе.

– Господи… – прошептала она и, смочив теплой водой полотенце, стала обтирать его тело…

После похорон Робера и спонтанного рассказа о своей жизни, Филипп окружил ее трогательной, но весьма деликатной заботой. Первым делом, сразу же возле Бургоса, где он тайно венчался с Агнессой, нанял расторопную и еще молодую женщину, остатки былой красоты которой, одежда и некоторые манеры в поведении явно указывали на ее некогда бурное и