– Уже есть какие-то наметки?

– Увы, уйму времени потеряли на возню с банками. Вот если бы сразу выложили карты на стол, не пришлось бы делать дурную работу; тогда, возможно, уже в чем-то продвинулись бы.

– А ты взялся бы за дело, зная правду?

– Безусловно, но не для того, чтобы выгородить ваши задницы. Теперь придется наверстывать упущенное. Моим ребятам потребуется помощь: следует по максимуму «обложить» его людей и собрать информацию для анализа. Того, что мы имеем по ним сейчас, явно недостаточно.

– Уже прикинул, кого подключить?

– Давай об этом завтра. Я ночью дома помозгую.

– Ночью?

– Последнее время плохо засыпаю, а сегодня еще и голова раскалывается.

– Давление? Так может коньячку по пятьдесят капель? Как лекарство?

– А давай.

Кондратьев достал из бара неначатую бутылку коллекционного армянского коньяка и два маленьких граненных стакана, сохранившиеся у него с тех пор, когда они с Саней только начинали службу в КГБ.

– За что выпьем?

– За удачу. Не поймаем эту птицу за хвост, пиши пропало. – Ставя пустую стопку на стол, повертев ее в руках, Богатов с грустью добавил: – Максим, а ведь это, пожалуй, все, что осталось у нас от той прошлой жизни.

– Да уж кое-кто с ней до сих пор расстаться не может. – Кондратьев намекнул на незыблемые принципы друга.

Уже по дороге домой, поудобнее расположившись на заднем сидении служебного автомобиля, Богатов резюмировал:

– Масла в огонь подлил, пусть повертятся, меньше под ногами путаться будут.

Глава 18

Диспут

Переступив порог «Синей птицы», Яценко направился к столику. Ответы на приветствия и тяжелая походка говорили, что день не задался. В соответствующем возрасте для этого достаточно банальной перемены погоды, когда раскалывается голова либо ноют суставы, но порой такое состояние навевало мрачные мысли. Зная это, завсегдатаи старались не докучать ему, предоставляя возможность посидеть в одиночестве.

Опускаясь в кресло, он жестом сделал заказ бармену, но не успел расслабиться. За стол уселся Семен Семенович Нутяев, местная «достопримечательность», человек, не вынашивающий собственных идей и не увлекающийся чем-либо, как прочие, – его хобби было приставать с расспросами к посетителям. Для чего нужна была информация, оставалось неведомым, но Нутяев буквально вгрызался в собеседника, порой доводя до исступления, за что получил погремуху «Зануда».

– Иваныч, не пойму, народ президента поддерживает, ресурсов не меряно, рабочих рук тоже, а в экономике завал, рецессия, при таких-то возможностях?

От Нутяева было бессмысленно избавляться, у человека напрочь отсутствовали такт и сочувствие. Григорий Иванович знал это, но будучи застигнутым врасплох, спросил машинально.

– Ответить прямо сейчас?

– Весь день мучаюсь. Еле дождался вечера.

– Эко тебя зацепило… Похоже, нынче моя очередь, – осмотрев зал, констатировал Яценко.

– Какая очередь?

– Держать удар.

– Удар?

– Не бери в голову, это я о наболевшем. – Яценко сделал паузу, прежде чем продолжил. – Видишь ли, президента поддерживают за внешнеполитическую деятельность, а состояние экономики определяется в первую очередь внутренней политикой.

– И что это за политика такая?

– Та, что навязана Западом через реформы Гайдара и компании.

– Хочешь сказать, президент не понимает, что ее надо менять?

– Отнюдь, но не все так просто.

– А в чем проблема?

– Видишь ли, нынешняя модель мироустройства себя изжила, «косметический» ремонт не поможет. Необходим переход к принципиально новой.

– К какой?

– В том-то и дело, что вразумительной социально-экономической идеи ныне нет. А без нее затевать какие-либо преобразования чревато. Поэтому страна и плывет по течению в надежде на авось.

– Постой, Иваныч. Какое «авось»? Докторов, профессоров как грязи; наконец, Академия наук… Денег на них идет не меряно, пусть выдают на-гора что надобно.

– У этих людей устоявшаяся система взглядов. Чтобы найти нечто стóящее, необходимо сломать ее, выйти за пределы. Это по силам единицам, ученая степень здесь не поможет. Открытия не делаются по заказу.

Барлоу вошел в клуб, когда разговор уже начался. Подойдя к столу, он остановился.

– Позвольте присоединиться. Не помешаю?

– Что вы, рад вас видеть, Кельвин, присаживайтесь. – Яценко оживился. С появлением толкового собеседника разговор обещал стать более содержательным.

– Иваныч, не отвлекайся, – прошипел «Зануда», недовольный нарисовавшимся конкурентом. – Коль новой идеи нет, может вернуться к коммунистической, все лучше либеральной?

– А смысл? Или не помнишь, чем закончилось?

– Постой, постой. Идея-то ни при чем, реализовали ее похабно.

– Есть такая точка зрения. Спорить не буду, но сам думаю иначе.

– Григорий Иванович, а что в ней, по-вашему, не так? – спросил Барлоу.

– Если оставить в стороне нюансы, в целом она предполагает достижение социальной справедливости через приход к всеобщему равенству.

– А что плохого в равенстве? – съязвил Нутяев.

Яценко продолжал, словно пропустил фразу мимо ушей.

– В то же время эволюция цивилизации зиждется на разделении труда, в основе которого лежат различные способности людей осуществлять те или иные виды деятельности. Так что идея всеобщего равенства противоречит объективным законам развития.

– Возразить сложно, – вставил Кельвин. – Вообще любое движение сопряжено с неравенством. Равновесием обусловлен покой.

– Иваныч, считаешь себя умнее Маркса? – взвился «Зануда». Он напрочь игнорировал второго собеседника.

– «Платон мне друг, но истина дороже», – парировал Яценко.

– При чем здесь Платон?

– Григорий Иванович ответил фигурально, – вмешался Барлоу – сказал что, считает Маркса своим учителем, но не во всем с ним согласен.

– По-вашему, все безнадежно? – со злобой выпалил Нутяев.

– Семен Семенович, – Яценко рассмеялся, – у вас такой вид, будто мы с Кельвиным отняли у человечества мечту.

– Чужие идеи хаять легко. Своей-то нет.

– Почему же. Только исходит она ровно из противоположного посыла. Строить справедливое общество следует, опираясь на неравенство людей, а не пытаясь их уровнять.

– Понятно… Очередная утопия… бред, – с ехидством констатировал Нутяев.

– Тогда позвольте вас поздравить.

– С чем? – изумился «Зануда».

– С тем, что вы, как и любой человек, являете практическое воплощение такого рода утопии.

– Вот только не надо впадать в демагогию, когда крыть нечем.

– Семен Семенович, не спешите с выводами, загляните вовнутрь себя. Человек состоит из значительного числа органов, и каждый, выполняя особую функцию, тем самым служит всем частям тела без исключения, то есть целому.

– И о чем это говорит?

– Исходя из единства законов природы как минимум о том, что подобное возможно в человеческом обществе.

– Поясни. – В глазах Нутяева читался неподдельный интерес.

– Если совсем упрощенно, не отклоняясь от приведенной аналогии, общество мне видится сложнейшим социальным организмом, классы в котором – органы, а отдельный человек – клетка.

– Это и есть твоя идея?

– Нет, Семен Семенович. Это точка зрения, причем далеко не моя, которую, чтобы превратить в нечто практически ценное, следует научно обосновать либо, в случае отрицательного результата, опровергнуть.

– Допустим, доказали, и какой от этого прок?