Пенси замечает приближающиеся чужие сапоги слишком поздно. Да и как ей заметить их, когда все силы уходят на то, чтобы удержаться на скользком льду. Перед глазами маячит только белая спасительная поверхность, за которую она цепляется пальцами в попытке полностью вытащить себя из воды. Так что когда диковинным образом в поле зрения возникают коричневые, потертые, грубые носки сапогов, Пенси даже успевает удивиться.

Человек пришел к ней неспроста. Он пришел мстить и наслаждаться своей местью. Не то чтоб она ожидает от этой встречи что-то хорошее — Пенси давно известны все правила жизни, но надежда на то, что мир не настолько жесток, как она видит, до сих пор жива в ее сердце.

Чужие руки швыряют ее на лед. И обрушивается удар, потом еще один. Больно. Даже холод не способен заглушить эту боль. Но Пенси еще жива и не собирается сдаваться.

Весь ее мир сужается до человека напротив. Охотника с горящими темными глазами, который заносит ногу для очередного пинка. Пенси крепко сжимает губы. Всё равно, что саднит рассеченная щека, что ее трясет от холода, что горит воздух в горле, что болит в месте удара бок и ноет ушибленная грудь. Да, всё верно: за время беременности она стала мягче, круглее и, конечно же, не восстановила форму. Но что тут думать о своих недостатках и боли, когда нужно действовать! Броситься вперед, когда не ожидают, а дальше работа льда — верного помощника. Охотник падает на бок, ударяясь лбом и расшибая бровь. Прозрачное окрашивается розовыми каплями.

Но передышка оказывается недолгой. У мужчины гораздо больше сил, чем у нее, ослабшей, мокрой, избитой и все еще задыхающейся.

— Сука! Сука! Ах ты… — он ползет к ней, протягивает руки, ухватывается крупными пальцами с плоскими острыми ногтями ей в голень, оставляет синяки на запястьях и будто клещами вцепляется в горло.

Это конец. Пенси кричит, пока может, лягается, молотит тяжелыми сапогами по рукам, льду, воздуху. Никакой продуманной стратегии — просто паника и желание выжить. Ей не хватает одного единственного мига, чтобы вытащить огнестрел и выстрелить. Точнее вытащить удается, но оружие выскальзывает из рук и ускользает куда-то в сторону от сведенных судорогой пальцев. Этого мига не будет — перед глазами всё мелькает окровавленное лицо охотника и его широкая довольная улыбка.

— Сдохни, тварь! — толстые пальцы еще сильнее впиваются в шею. Пенси вжимает что есть силы ногти в чужие руки. Воздух в уже опаленной ледяной водой груди замирает тяжелым камнем, перед глазами пляшут черные пятна.

«Нет!» — Пенси хотела бы выть от такой несправедливости. Ведь так не должно быть. Как она может отдать свою жизнь обезумевшему человеку, всего лишь человеку, да еще и такому же охотнику? Разве это достойный конец? Разве сейчас ее время уйти? Именно сейчас, когда она стоит на пороге чего-то нового, когда мечта о доме наконец полностью превращается в реальность?

«Нет!» — Пенси изо всех оставшихся сил пытается вырваться. Слезы потоком текут по щекам. Хотя бы кроху воздуха, хотя бы крупицу…

«Нет!» — Перед глазами все становится мутным и темным. Руки, ее сильные и умелые руки охотника, с каждым мигом становятся всё слабее. Чем ужаснее становится пожар в груди, тем отчаяннее она борется. И когда весь мир сужается до боли и одной ярко белой точки перед глазами, давление исчезает.

Острый болезненный спазм выворачивает Пенси до предела. Воздух, сладкий и будто запретный, заполняет грудь.

«Неужели снова жива?»

— Я убила его? — слышится спокойный голос Ланалейтис. Пенси хрипит и кашляет, но всё же заставляет себя сморгнуть слезы и мокрым рукавом вытереть лицо. Руинница со спокойным интересом рассматривает что-то справа от себя и перекладывает из руки в руку огромный кусок льда. Сложно не проследить за таким увлеченным взглядом.

Охотник лежит ничком в шаге от них и не двигается. И это хорошо, что он не двигается. Наверно, впервые она так рада чужой смерти. На черепе даже глазами Пенси, перед которыми до сих пор всё плывет от удушья, видно огромную вмятину. Кровь тонкими струйками расползается во все стороны по льду, окрашивая его в трепетно-розовый. Такие же разводы и на том куске льдины, что держит Ланалейтис. Кажется, руинница только что спасла ей жизнь.

— Пойдем отсюда быстрее, — хрипло шепчет Пенси. Тело ужасно болит, но нужно спешить. Оставаться на таком видном месте опасно. А она до сих пор не может избавиться от ужаса скорой смерти. Он теплится угрожающим комком где-то внутри, грозит перерасти в панику и накрыть с головой, как холодная жалящая вода.

— Да, пойдем, — тянет ее за руку Ланалейтис. Она же быстро обшаривает лежащего охотника и подбирает брошенные вещи со льда: как вещи самой Пенси, так и чужие. — Тебе холодно, а ему уже не пригодится.

Пенси пытается улыбнуться, но, оказывается, так сложно стереть с лица это липкое чувство собственной беспомощности. Даже холод не так страшен, как вероятность не выжить.

За спиной остается серьезно растрескавшийся лед, до сих пор слышно, как хрустят сталкивающиеся между собой льдины. Пенси идет вперед, покорно ведомая Ланалейтис, слушает, дышит и старается не оборачиваться. Оказывается, когда снаряд повредил поверхность, только один охотник, тот, который бежал впереди всех, успел перепрыгнуть через стремительно увеличивающуюся преграду. Следующий за ним, его товарищ, скрылся подо льдинами. Остальные, как поняла руинница, решили обойти опасное место чуть дальше, где река уже и поверхность льда прочнее.

Пенси морщится: даже одного мужчины хватило, чтобы она почти распрощалась с жизнью. А ведь ее учили лучшие в своем деле охотники! Если она выживет… Нет — Пенси решительно сжимает губы — когда она выживет и вернется к дочери, ей придется серьезно поработать над собственной физической формой. Книги и учеба хорошо, но ее ремесло требует не только ума, но и хорошей подготовки.

2-6

Вблизи Серебряный грот скорее серый. Зев пещеры на удивление гостеприимный, нетемный, а проем несколько ниже, чем можно было предположить издали. Они как раз вступают внутрь, когда на берегу из-за дальнего холма показывается группа людей.

— Пойдем, — руинница вновь тянет Пенси за собой. — Мы входим в великий и благостный Лабиринт Аюлан. Я знаю это место даже слишком хорошо, они ничего нам не сделают.

И Пенси соглашается, наверное, потому что ужас истончился, а холод, пробирающийся под мокрую одежду, стал сильнее.

Стены пещеры светлые, гладкие