Шрифт:
Закладка:
— Эти видео станут вирусными, — кричит Миранда, мокрая от пота, но ухмыляющаяся как маньяк. Она указывает на толпу, и я вижу десятки… может быть, больше похоже на сотни телефонов, включённых и записывающих. Наверное, она права. — К завтрашнему дню спрос на твоего парня будет ещё выше. — Миранда сжимает мою руку, и мне интересно, хочет ли она этим утешить… или напугать.
Пятеро сексуальных, богатых, талантливых парней… У меня, конечно, дел по горло.
— Ладно, ебаные тусовщики, — говорит Зейд, тяжело дыша, его рубашка прилипла к телу от пота, зелёные волосы прилипли ко лбу. Он протягивает руку, чтобы провести по лицу и размазать подводку для глаз. — Следующую песню я написал для своей девушки. — Он указывает накрашенным пальцем в мою сторону и подзывает меня к себе, за безопасную зону, в центр внимания.
— Иди! — подбадривает Миранда, выталкивая меня наружу и заставляя слегка споткнуться, прежде чем Зейд оказывается рядом, хватает меня за руку и тащит в центр сцены. Некоторые девушки слегка освистывают нас, некоторые парни раздражающе свистят, но в целом толпа кажется довольно позитивной.
— Марни Рид, ну-ка все. — Зейд тяжело дышит, когда высоко поднимает мою руку, и я слегка машу зрителям. — Она мирилась с моим дерьмом и издевательствами, и эта песня… она просто для того, чтобы я смог трахнуть её, ясно? — он смеётся, и этот звук проходит сквозь меня, как выстрел, согревая до глубины души. — Вы тоже можете слушать, но она не для вас. — Зейд бросает в толпу несколько своих резиновых браслетов, на которых написано «Afterglow Fangirl» (прим. — Фанатки «Afterglow»), прежде чем повернуться ко мне. — Это новая песня, окей? Так что заранее приношу извинения, если я всё испорчу. — Эта последняя часть произнесена с выключенным микрофоном.
Изумрудные глаза Зейда смотрят на меня сверху вниз, когда он вставляет микрофон обратно в подставку и отходит назад, разворачиваясь и направляясь к пианино в конце сцены. Он жестом приглашает меня сесть рядом с ним и кладёт пальцы на клавиши.
— Готова? — спрашивает он меня, глядя вниз из-под своих длинных ресниц, его пирсинг поблёскивает в лучах послеполуденного солнца, когда оно опускается за горизонт расплавленным оранжевым шаром. Я киваю, и Зейд выдыхает, протягивая руку, чтобы включить свой микрофон. Татуированные пальцы покоятся над жемчужно-белыми клавишами пианино, и он начинает с медленной, лёгкой мелодии, которая заставляет толпу раскачиваться с зажигалками в руках. Его группа поддерживает его более грубым, шероховатым звучанием, которое прекрасно сочетается с мелодичными фортепианными нотами. — «Я никогда не буду хорошим парнем, и я никогда не стану святым, но, если ты готова позволить мне попробовать, я доблестно изменюсь. Если бы ты могла любить меня только за то, какой я мудак, тогда, клянусь Богом, я был бы тем мужчиной, на которого ты хочешь претендовать». — Зейд делает паузу и убирает руки с клавиш, оглядываясь на свою группу. — Ладно, ребята, врубайте.
Трое других парней сильно ударяют по своим инструментам, сотрясая сцену, в то время как Зейд встаёт со скамейки запасных, забирая с собой микрофон.
— «Прости, Марни, но я действительно плохо себя чувствую», — напевает он, садясь на крышку пианино, пот стекает по красивым, разукрашенным линиям его кожи, когда он проводит пальцами по волосам, заставляя их выпрямиться. — «Если есть хоть какой-то шанс на доверие, можешь ли ты дать мне ещё один шанс? Внутри так много страха, что негде спрятаться. Но можешь ли ты увидеть меня настоящего?»
«Я такая падкая на хорошие извинения», — думаю я, когда Зейд протягивает руку, берёт меня за руку и сажает к себе на колени. Ему так чертовски жарко, и он дрожит, подпитываемый адреналином толпы. Клянусь, это передаётся мне, когда я сижу там, слушая, как он поёт песню, которую написал сам, чувствуя, как бас и барабаны отдаются в моём теле.
Его член твёрд подо мной; я чувствую это, когда устраиваюсь поудобнее, напряжение между нами становится туго натянутым, почти болезненная потребность переполняет меня, когда я касаюсь пальцами потных изгибов его бицепсов, фактически ощупывая его, пока он поёт. Я тоже чувствую себя смелой, поэтому наклоняюсь вперёд и слизываю пот с его горла, заставляя Зейда запинаться на словах, которые он поёт. Впрочем, это не имеет значения, потому что я могу сказать, что ему это нравится, его тело вибрирует, когда он затягивает песню и проводит рукой по моей спине. Его пальцы прокрадываются и хватают меня за грудь прямо у всех на глазах.
Моё сердце колотится так сильно, что я едва слышу что-либо ещё. Я словно отрезана от остального мира, окутана аурой бога рока. Глаза Зейда закрываются, когда он поёт концовку песни «Ты видишь меня настоящего?», а затем бросает микрофон и подхватывает меня на руки, спрыгивая с пианино, в то время как толпа кричит и устремляется вперёд, толкая металлическое ограждение, отгораживающее переднюю часть сцены.
— Давай сделаем небольшой перерыв, хорошо? — спрашивает он, и я киваю.
Мы с Зейдом едва успеваем пройти за кулисы, как срываем друг с друга одежду, неистово целуемся, переплетая языки. Его руки потеют, когда он стягивает моё платье-майку через голову и отбрасывает его в сторону, обхватывая обе мои груди своими разноцветными ладонями. Я прижата спиной к колонке, поэтому отодвигаюсь назад, пока не сажусь на неё, мои собственные руки борются с узкими джинсами Зейда.
Здесь, за сценой и за углом искусственной стены, возведённой между рядом переносных туалетов и одной из парковочных зон для персонала, никого нет. Но это не значит, что в ближайшее время здесь никто не появится.
У нас не так уж много времени.
Но это нормально.
Я здесь не для долгого, затянувшегося сеанса экспериментальных рук и блуждающих ртов.
Мы с Зейдом наконец-то собираемся дать волю этой химии, которая мучила нас с первого дня, когда он вошёл в класс мисс Фелтон и оглядел меня с ухмылкой. «Я бы трахнул тебя, если бы ты была в игре». Одна из первых вещей, которые он мне сказал. Тогда я хотела убить его.
Сейчас… Я точно в игре.
Его красивые, накрашенные пальцы скользят в карман за презервативом, и он надевает его в мгновение ока, притягивая меня ближе и глядя мне прямо в лицо.
— Передай Заку и Криду, что мне жаль, — рычит он, его голос всё ещё застрял на полпути между речью и песней.
— За что? — шепчу я, дрожа всем телом, мои руки
