опаснейшее приключение. Но и на этом пути конституционный строй может быть сохранен только в том случае, если в поддержку Гитлера будет создано парламентское большинство и если будет дана гарантия того, что Гитлер исчезнет, как только он утратит это большинство. Это означает, что правительство Гитлера — Гугенберга будет конституционным только в том случае, если свое благословение ему даст Партия Центра».

Согласно этой логике, имперское правительство во главе с Гитлером не было самым большим злом при любых обстоятельствах. Пока такое правительство располагало поддержкой парламентского большинства и не нарушало конституцию, социал-демократия могла ограничиться радикальной парламентской оппозицией. Но если подобное правительство не получит достаточную поддержку в рейхстаге, то ситуация будет расцениваться иначе. «Гарцбургское правительство без парламентского большинства означает путч и гражданскую войну. Его назначение стало бы покушением на безопасность государства… Тот момент, когда рейхспрезидент наделит так называемых “правых националистов“ особыми полномочиями, будет означать для всего рейха наступление состояния вне рамок конституционности и законности».

Вероятно, содержание этой статьи вызвало значительную оппозицию в самой редакции партийного органа или в руководстве СДПГ, т. к. уже в следующем выпуске «Форвартс» расставила акценты совсем иначе. Газета назвала Гитлера «фюрером банды, нацеленной против немецкого рабочего движения», «главой кровавого фашизма, чьей целью является разгром демократии и сооружение фашистской диктатуры». После этого газета взвесила все риски кабинета Папена в сравнение с рисками кабинета Гитлера и пришла к выводу: «Правительство Гитлера, даже если Центр своей политикой толерантности создаст ему базис в парламенте, будет самым настоящим правительством провокации'… Правительство Гитлера — в этом и заключается замысел Гитлера — должно стать трамплином для фашистской диктатуры'.» Первым требованием окружения Папена и Гитлера станет запрет КПГ и аннулирование ее полномочий: «Против такой увертюры нарушения законности правительством реакции рабочий класс выступит как один человек, и на его стороне будет закон, вступивший в борьбу с открытым беззаконием!»

Известие об объявлении войны Гитлеру и Папену со стороны социал-демократов было опубликовано утром в воскресение 29 января. СДПГ также призвала провести сразу же после обеда в Люстгартене массовый митинг подлозунгом «Берлин остается красным!». Таким образом партия хотела дать свой ответ на демонстрации нацистов и коммунистов, состоявшиеся несколькими днями ранее. Призыву СДПГ последовало, согласно подсчетам «Форвартс», около 100 тыс. человек. Когда демонстранты стали расходиться по домам, поджидавшие на многих перекрестках коммунисты стали выкрикивать оскорбления в их адрес. В тот же день коммунистическая «Роте Фане» потребовала от членов СДПГ и Свободных профсоюзов образовать «единый фронт борьбы против фашистского генерального наступления». Этот призыв не был адресован руководству социал-демократических организаций. Функционеров СДПГ коммунисты обвинили в том, что они занимаются тем же, чем и 20 июля 1932 г., — «классовым предательством».

Из буржуазного центра после падения Шлейхера в адрес рейхспрезидента неоднократно направлялись предостережения ни в коем случае не идти на нарушение конституции. Премьер-министр Баварии Генрих Хельд, политик от БФП, назвал долгом совести своего правительства настоятельно предостеречь главу государства от проведения экспериментов, противоречащих конституции, «т. к. они ведут в пропасть, давая дополнительный импульс радикализму революционных масс, а также флер оправдания их беззаконий». «Германиа» от имени партии Центра указала «еще раз со всей возможной серьезностью на моральную, конституционно-юридическую и политическую невозможность нарушения конституции и провозглашения “чрезвычайной диктатуры” небольшого слоя, ограниченного приверженцами “Стального шлема” и немецкими националистами». «Кёльнише Фольксцайтунг» видела теперь только один выход, который могла бы поддержать партия Центра: попытку Гитлера «сформировать правительство, имеющее парламентскую поддержу»{612}.

Правый «боевой кабинет», не имевший поддержки в массах — такой сценарий был самым худшим из всех возможных также и для высшего генералитета. Если бы дело дошло до путча и назначения правительства Папена — Гугенберга, то рейхсвер опасался развития ситуации по сценарию «учения на картах Отта», т. е. гражданской войны. Авторитетные военные считали формирование правительства Папена возможным уже потому, что Гинденбург 26 января в присутствии командующего сухопутных войск генерала фон Хаммерштейна и начальника ведомства личного состава вооруженных сил генерала фон дем Бусше-Иппенбурга вновь категорически исключил саму возможность канцлерства Гитлера, на этот раз со словами, что «он даже и не думал о том, чтобы сделать австрийского ефрейтора министром обороны или рейхсканцлером». Но правительство Гитлера также расценивалось офицерами министерства рейхсвера как рискованное предприятие. Однако Шлейхер выражал не только свое личное, но и совокупное мнение всего руководства рейхсвера, когда 28 января 1933 г., выступая в правительстве, а также в последнем разговоре с рейхспрезидентом провозгласил лозунг, согласно которому рейхсканцлер Папен представлял собой в сравнении с рейхсканцлером Гитлером гораздо большую опасность.

На самом деле в этот момент все еще было неясно, какой из двух политиков сформирует новое правительство. Папен продолжал рассчитывать на «авторитарное» решение проблемы под своим собственным руководством на случай, если главный вариант под руководством Гитлера потерпит неудачу. Во второй половине дня 28 января бывший рейхсканцлер встречался с Гитлером и Гугенбергом, а вечером — с председателем БФП Фрицем Шеффером. Последний отклонил возможность своего участия в кабинете фон Папена и вновь выступил, вероятно также от имени Центра, за правительство парламентского большинства под руководством Гитлера — решение, в котором теперь уже не были заинтересованы ни Папен, ни Гитлер.

По телефону Папен также связался с графом Лутцем Шверином фон Крозигом. Бывшему министру финансов был задан вопрос, готов ли он принять участие в кабинете Гитлера с Папеном в качестве вице-канцлера или в боевом кабинете Папена — Гугенберга. Крозиг ответил, что он готов предоставить себя в распоряжение рейха только в первом случае. В том же смысле высказались еще два члена правительства Шлейхера: Нейрат и Эльтц-Рюбенах. Когда Папен вечером сообщил Гинденбургу, что облик правительства Гитлера готовы определять испытанные консервативные политики, рейхспрезидент был весьма впечатлен. В результате он впервые продемонстрировал готовность забыть о своих сомнениях в отношении канцлерства Гитлера.

Вечером 28 января Гинденбург принял еще одно важное персональное решение: главнокомандующий I военным округом (Восточная Пруссия) генерал фон Бломберг, который в то время пребывал в качестве технического советника немецкой делегации на конференции по разоружениям в Женеве, должен был стать преемником Шлейхера на посту министра рейхсвера независимо оттого, кто будет следующим рейхсканцлером. На следующее утро рейхспрезидент дал указание своему статс-секретарю Мейснеру, отдать Бломбергу по телеграфу распоряжение прибыть в Берлин.

Около полудня 29 января у Папена появились Гитлер и Геринг и провели с ним длинную беседу. В ее ходе Гитлер назвал кандидатуру Вильгельма Фрика на пост рейхсминистра внутренних дел — ведомства, имевшего стратегическое значение для осуществления властных притязаний национал-социалистов. Гитлер, в свою очередь, отказался от поста рейхскомиссара Пруссии в пользу будущего вице-канцлера Папена, после того как тот выразил свое согласие на