Шрифт:
Закладка:
Леха, который внимательно слушал девчонок, вдруг рывком встал с места и вышел из комнаты. Я, показав рукой, дескать — кушайте, кушайте, рванул за ним. Только далеко бегать не пришлось. Пучков стоял, упершись лбом в стекло, и, когда я подошел к нему, резко повернувшись, сказал:
— Командир, я их своими руками душить буду. Всех этих бюргеров, муттеров, фатеров, господ! Это не люди!
Я его в этом начинании поддерживал, но, задавив в себе все чувства, сказал:
— Отставить, Гек! И чем ты тогда от них отличаться будешь? Еще киндеров в свой список добавь — точно каратель получится! Да и немцы разные встречаются. Это баре у них так развлекаются, вот с них и спросим по полной. А обычный работяга, он ведь себя совершенно по-другому ведет, ты же сам видел… Да и сколько их здесь, этих «господ»?
— Все равно тошно мне, Илья… Чувствую — стервенею…
— Блин, думаешь, мне легче? Возьми себя в руки и хватит сопли распускать! Сейчас лучше пойдем, поможем — пусть девчата себе из оставшегося барахла одежду нормальную подберут, а потом их в комендатуру свозим для регистрации.
— Так репатриантов же еще не эвакуируют. Куда их комендант сейчас денет?
— Здесь будут жить, при нас, пока команда на эвакуацию не соберется. Я с Гусевым договорюсь!
Когда, оставив малолеток в усадьбе, мы вернулись на базу, c Серегой удалось договориться в пять секунд. Глядя на наши белые от злости физиономии и выслушав рассказ о судьбе девчат, он дал команду после проверки оставить их с нами, пока не начнут работать эвакокоманды.
Проверка подтвердила все сказанное девчонками, и они перешли под руку Грини. В суровом хохле неожиданно проснулся столь мощный родительский инстинкт, что мы диву давались. Он не только начал откармливать своих подопечных как на убой, но и еще, мотаясь по округе, постоянно привозил им подарки. Количество разнообразного барахла в конце концов превысило все разумные пределы, и Гусев его урезонил, напомнив о том, что отдельный вагон для шмоток девчатам никто предоставлять не будет. Подарков к тому времени и в самом деле набралось если не на вагон, то уж на грузовик — это точно. Правда старшина, выслушав приказ, совсем от презентов девчонкам не отказался, а только несколько сбавил напор.
Ну а у нас наконец стали появляться некоторые наметки по интересующим объектам. Наиболее перспективных насчитывалось два. Один — пункт Аненербе в Пиллау, а второй располагался в старинном замке Бальга. Причем тот, что в Бальге, был наиболее «вкусным». Именно там терлись «черные монахи» — так назывались консультанты с Тибета, и именно там гитлеровцы чего-то мутили по-крупному. Во всяком случае, по сведениям агентурной разведки, почти три тысячи наших военнопленных были переведены туда в последние полгода и пропали — как в воду канули. Причем никаких видимых строительных работ в тех местах не велось. Значит, там находится или что-то сильно замаскированное и скорее всего подземное, или я ничего в жизни не понимаю. Только вот все равно нам туда сейчас ход заказан. Фронт еще слишком далеко от тех мест находится, поэтому и соваться на разведку в ту же Бальгу — смысла нет. Ползая вокруг замка, ничего все равно не увидим, а взять его штурмом не получится — немецких войск вокруг слишком много. Даже если десантную бригаду скинуть — только людей зря положить, потому что помощи ждать будет неоткуда. Да плюс у нас сведения сильно расплывчатые. Знаем только, что там тусуются «черные монахи», какие-то физики и что туда проложена новая ЛЭП. То есть объект, возможно, ОЧЕНЬ перспективный, но пока мы сами к нему не готовы…
До предстоящего наступления оставалось еще недели три, если не месяц, так что спецгруппа сидела на месте и работала с наиболее интересными для нас пленными, предоставляемыми ребятами из армейской разведки.
Только вот толку от этих «языков» не было никакого. Они говорили много чего, но того, что нас интересует, просто не знали. Я уже начал маяться от безделья, как вдруг от одного из пленных узнал, что в Ангербурге — это город совсем недалеко от передовой — состоится эсэсовский парад. Так сказать, для поднятия духа населения. Причем эсэсманы были из двадцатой дивизии СС! Как раз те, кого я люблю особой и пламенной любовью, — эстонские фашисты! Их остатки после разгрома под Биржаем успели отойти в Восточную Пруссию, и теперь они небось собираются демонстрировать непоКОБЕЛимую дружбу нацистов всех стран. Парад должен состояться в воскресенье, после утренней молитвы, а сегодня день понедельника, так что если все срастется, вполне успеем использовать мою давнюю, но так и не выполненную задумку, изобретенную как раз для подобных мероприятий. Поэтому после вдумчивого допроса пленного я резвым козликом поскакал к Гусеву.
Серега, выслушав предложение, отказал, уложившись всего в четыре слова, включая предлоги. Но зато в этом отказе был и сам отказ как таковой, и сомнение в моих психических способностях, и заодно засылка вопрошающего в пеший эротический тур. И все это четырьмя словами! Порадовавшись за великий и могучий родной язык, я подошел к этой проблеме с другой стороны:
— Хорошо, командир, я тебя понял и даже разделяю такой настрой. Это дело, разумеется, совершенно не наше, и «невидимки» его выполнят не хуже. Но ты и меня пойми. Я ведь почти четыре месяца на асфальте пасся и из войны совсем выпал. Да и ребята месяца два за передок не ползали. А ведь здесь все по-другому будет. Здесь — Германия, с массой своих особенностей и нюансов. Если нас сразу на крупное дело кинуть — можем ведь и накосячить… А так, считай — сходим недалеко, заодно оботремся, освоимся и поймем, как себя вести.
— А что, сейчас не понимаете? Тренировки каждый день, карты заучили только что не наизусть. Да и дело это, как ты правильно заметил — не наше.