Но тут в коридор ввалился Джордж Уизли, изо всех сил отбиваясь сразу от двоих. Драко почувствовал, как сердце упало вниз: один из атакующих — его отец.

— Петрификус Тоталус, — напарник отца упал, поражённый в спину. — Бомбарда…

Часть стены над Джорджем разнесло на куски.

— Протего, — Драко накинул на Уизли щитовые чары, выскользнул из убежища и изо всех сил побежал из коридора. Он никогда не сомневался в смекалке своего отца — не понять, откуда и от кого шла атака тот не мог.

Его битва вышла из-под контроля.

Комментарий к Глава 34. Финальная битва. Часть 1

P. S. У автора сегодня предзащита, пожелайте мне удачи

Глава 34. Финальная битва. Часть 2

Я шла на чёртов бой и риск, вернулась в чёрный пепел, отняли всё: наш дом и жест, свободу, пищу, пламя. Довольно слёз. Восстанем жеи отомстим сполна им. Моё второе имя — бунт, но привела — войну. Увидев пред собой врага, не промахнусь.

Теодор с трудом сдерживал натиск когтевранца и пуффендуйца, одновременно прикрывая спины этим чертовым придуркам. На ходу трансфигурировать из камня птицу, чтобы та приняла шальной смертельный луч, предназначавшийся ворону, отбить заклинание противно-жёлтого цвета и самому увернуться от Петрификуса.

В горле давно пересохло, с трудом двигается рука — одно из режущих пришлось на плечо.

— Том! — из прохода выбежала гриффиндорка, смотря на своего друга и на ходу посылая жалящее в Нотта.

Теодор сдавленно зарычал и попытался трансгрессировать — щит должны были убрать, так что временный побег не должен был быть проблемой.

Увы, ему не удалось.

Очередное пропущенное заклинание — Тео присел, тяжело опираясь на стену. Нужно выиграть время.

— Круцио, — пуффендуец упал, начиная истошно вопить, девушка тут же отвлеклась, падая рядом с ним на колени, и пытаясь снять заклинание. Зато когтевранец мгновенно озверел, начиная бросаться заклинаниями с двойной силой.

Яркий зелёный луч — девчонка упала, поражённая Лейстрендж.

— Трое на одного, ай-ай-ай, деточки, как нечестно, — снова Круцио, и пуффендуец завопил ещё истошней. Теодор осел на пол.

— Тварь! — заорал когтевранец, обезумев, кидаясь на Беллатрису. Теодор вскрикнул, когда одним режущим женщина отсекла парню кисть.

— Это… мой противник, — прохрипел он, и Лестрейндж, недовольно поморщившись, опустила палочку, брезгливо обходя севшего на колени ворона. Право добычи уважали все пожиратели.

— Вулнера санентур, — прошептал Тео, пытаясь остановить кровь, хлестающую из отрубленного запястья, когда Беллатриса исчезла в конце коридора. — Вулнера…

Когтевранец упал рядом с погибшей подругой и потерявшим сознание пуффендуйцем.

— Ч-черт, — прошипел Теодор.

Он никогда не желал смерти тем, с кем учился. Никогда не считал, что грязнокровки должны умереть. Никогда не хотел, чтобы его второй дом превратился в кровавое побоище.

Не в силах вытереть даже горькую слезу, Теодор тихо содрогнулся.

— Вулнера санентур, — продолжал шептать слизеринец, облегчённо вздыхая, когда когтевранец устремил на него осмысленный взгляд.

— Ты оставил… меня в живых… — ворон тяжело перевернулся на спину.

Сейчас они все равны. Не было чистокровных или грязнокровных. Их кровь — одинакового цвета, — смешалась здесь на каменном полу.

— Я не хотел никого убивать, — Теодор смотрел на него, и пытался скрыть всю ту боль и отчаянье, что накрывали его с головой. — Я всего лишь хотел жить…

— Мы все… хотели бы… жить, — слабо улыбнулся когтевранец, со стоном прижимая к себе руку.

Нотт слабо кивнул, закрывая глаза. Он обрадовался, вспомнив, что Блейз и Астория остались вдалеке от всего этого кошмара. Тео надеялся, что и сам когда-нибудь сможет забыть всё, что произошло в этот день.

— Если Поттер… победит… — вдруг снова заговорил когтевранец.

— Я приглашу тебя выпить, — не позволил завершить ему фразу Нотт, — в любом случае. И плевать какая у тебя кровь.

— Взаимно, — прохрипел когтевранец.

Они слабо улыбнулись, даря друг другу надежду на лучшее будущее.

* * *

Битва за Хогвартс рвала её сердце на куски. Здесь прошло её детство, юность, люди, что защищали замок, росли с ней бок о бок, а сейчас они вынуждены были защищаться и атаковать.

Защищаться от пожирателей, таких же как она и её друзья…

Николь не видела Драко и Тео уже очень давно. Как это больно — не знать, живы ли любимые люди. В ожесточённой борьбе время летело быстро.

По одну сторону — Волан-де-Морт во главе армии пожирателей смерти, угрожающе серьёзный, готовый убивать ради поставленной цели.

По другую сторону — разношёрстная армия Хогвартса: учителя, авроры, ученики и их семьи.

Существа, борющиеся на стороне Волан-де-Морта, едва походили на людей, и всё же каждая смерть от её руки вызывала в Николь тревожное чувство. Но рефлексировать было некогда: война утягивала вглубь кровавых событий, не давая вздохнуть и перевести дух.

Где-то там в этой кровавой бойне сражались её знакомые и друзья. Где-то там десятки жизней обрывались каждую секунду, а остальные — висели и покачивались на волоске.

Сзади послышался шум, и Николь обернулась. На неё смотрел мужчина с высоко поднятой палочкой. Его губы начали шевелиться, произнося заклинание, и Рейнер вскинула свою палочку:

— Авада Кедавра!

Мужчина упал замертво. Николь не знала, кто это был, но его черты наверняка отпечатаются у неё в памяти до конца её бытия.

Краем глаза она увидела тёмную макушку и почувствовала облегчение. В груди разлилось тепло, стоило ей взглянуть на Тео.

Теодор Нотт был благодарен высшему обществу за приобретение бесценного умения — к любой ситуации относиться беспристрастно. По крайней мере, не подавать виду. Все страшнейшие события жизни он встречал с горделивой осанкой, холодным взглядом и равнодушным выражением лица.

Теодор дрался за свою мать. Он помнил её последние слова, обращённые к нему, и хватался за них, как за спасительную соломинку. Он дрался за Пэнси, чётко понимая, что не найдёт себе покоя, пока не отомстит.

Нотт искал глазами Антонио Хвастовски, убийцу Пэнси, и чувствовал, как звереет. Аврор отбивался от лучей Долохова, когда Тео заметил его. Он ринулся к ним, поднимая палочку.

— Я сам с ним разберусь, — крикнул он Долохову, но пожиратель не сдвинулся с места, продолжая посылать красные и зелёные лучи.

Антонин любил войну, а она тянула к нему костлявые руки и хватала за голову, заставляла смотреть в свои глаза, в которых отражалась кровавая смерть, и целовала, обвиваясь вокруг. Её объятия были чем-то отравляющим и оставляющим глубокие рубцы, не видные людям, её поцелуи — сгусток ярости, её шёпот — потеря контроля над собой.

Война, боль, смерть.

Он отправил несколько быстрых проклятий в кого-то из профессоров, прибежавших на помощь Хвастовски, выбивая