— Выпьем вместе.

«Милая обжора. Глаза её испускают озорство и магические чары. Спроси её о третьей комнате… Спроси себя: на одну ночь или надолго? о последствиях не спрашивай. Ахмад Абд Аль-Джавад, каково бы ни было твоё высокое положение, ты откроешь свои объятия лютнисте Занубе… Она сейчас стоит перед тобой с блюдом с фруктами… Пусть тебя, наконец, постигнет счастье в виде её красоты и свежести как вознаграждение. Высокомерие никогда не было тебе свойственно…»

Он увидел, как её кисть сжала рюмку — она была совсем близко от его колена, — протянул ладонь и нежно похлопал по ней. Однако она молча скинула его ладонь с колена, не обращая на него внимания. Он спросил себя, понравится ли ей его ухаживание в такой поздний час, особенно если оно будет исходить от такого мужчины, как он, и обращено к такой женщине, как она? Но не стал пренебрегать традициями вежливости и любезного обращения, и многозначительным тоном задал ей вопрос:

— В этом плавучем доме нет третьей комнаты?

Притворившись, что проигнорировала его намёк, содержавшийся в вопросе, она указала в сторону двери в коридор:

— В той стороне…

С улыбкой покручивая усы, он спросил:

— А мы вдвоём там поместимся?

Голосом, в которым не было и следа кокетства, хотя и не переходя за грани вежливости, она ответила:

— Вы один там поместитесь, если хотите спать!

Он словно в изумлении спросил:

— А ты?

Тем же тоном она сказала:

— Мне и так вполне удобно…

Он придвинулся к ней поближе, однако она поднялась и поставила свою рюмку на столик, затем прошла к противоположному от него дивану и уселась там. На лице её были отчётливо видны серьёзность и молчаливый протест, так что мужчина удивился этому, его пыл стих, а гордость была ущемлена. Он посмотрел на неё, при этом на губах его играла натянутая улыбка, и наконец спросил:

— Почему ты сердишься?

Она долго хранила молчание, затем переплела руки на груди:

— Я спрашиваю, почему ты сердишься?

Она лаконично ответила:

— Не спрашивайте о том, что и так знаете…

Он внезапно громко расхохотался, показывая ей своё презрение и недоверие, и в свою очередь поднялся и наполнил обе рюмки, затем одну поднёс ей со словами:

— Выпей и подними своё настроение…

Она вежливо взяла рюмку, затем поставила её на столик и пробормотала:

— Благодарю вас.

Он вернулся на своё место и сел, затем поднял рюмку к губам и выпил содержимое залпом, захохотав:

— Мог ли я предвидеть такой неожиданный сюрприз?

«Если бы я мог возвратиться на четверть часа назад. Зануба… Зануба… Простая Зануба. Мог бы в такое поверить? Не поддавайся этому удару. Как знать, может, подобное кокетство сейчас, в 1924 году, в моде. Что изменилось во мне?… Ничего… Но это же Зануба… Разве не так её зовут?.. У каждого мужчины обязательно есть хоть одна женщина, которая от него отворачивается, и раз Зубайда, Джалила и Умм Мариам сами стремятся к тебе, то эта Зануба — как навозный жук — убегает от тебя. Терпи, пока можешь выносить, в любом случае, это не катастрофа. Ох, смотри, смотри: какая у неё прекрасная округлая ножка. Но у неё жёсткий нрав. Не думаешь ли ты, что она тебя и впрямь отвергнет?…»

— Выпей, милая…

Тоном, в котором смешались печаль и вежливость, она произнесла:

— Когда мне захочется вина…

Он направил на неё взгляд, а затем многозначительно спросил:

— А когда тебе захочется…?

Она нахмурилась, показывая ему, что поняла его намёк, но ничего не ответила…

Ахмад, чувствуя в этот момент, что валится с ног, спросил:

— Мои чувства к тебе не найдут отклика?

Она нагнула голову, чтобы скрыть своё лицо от его глаз, и решительно попросила:

— Вы не прекратите уже это?

Его охватил гнев как реакция на то, что его отвергли. Он с изумлением спросил:

— Почему ты тогда пришла сюда?

Она протестующе сказала, указывая на лютню, лежащую на диване недалеко от неё:

— Я пришла ради этого…

— И только?.. Но ведь нет никакого противоречия между этим и тем, что я предлагаю тебе…!

Она с негодованием спросила:

— Силой?

Испытывая мучения от похмелья, разочарования и гнева, он сказал:

— Нет, однако я не нахожу причин для отказа!

Она холодно произнесла:

— Может быть, у меня они есть…

Он громко засмеялся, а потом на него нашла злость, и он саркастически сказал:

— Может быть, ты опасаешься за свою девственность?

Она кинула на него долгий резкий взгляд, затем гневно и злорадно произнесла:

— Я желаю лишь того, кого люблю…

Он хотел было снова засмеяться, но сдержался, после того как понял, что устал от этого громкого, но печального смеха, и протянул руку к бутылке, налил из неё импульсивно в свою рюмку сразу половину, но отставил её на столик. Он уставился на женщину с удивлением, не зная, как выпутаться из этой неловкой ситуации, в которую сам же затолкнул себя… «Гадюка, и дочь гадюки. Она желает лишь того, кого любит. Это что же, не значит, что она занимается любовью каждую ночь с одним мужчиной?… Трудно тебе будет, девчонка, сохранить лицо после такого позора этой ночью! Господа вот там, снаружи, а ты — здесь, на милости этой певицы-кокетки… Сдирай с неё кожу, жаль её своим языком… Лягни её ногой… Втолкни её в каюту насильно… Лучше всего тебе отвернуться от неё и покинуть это место немедленно. В наших глазах злоба, которая может свернуть любую гордую выю. До чего мила