Шрифт:
Закладка:
Мы уже несколько часов идем по лесной тропе.
После того как Чэн вернулся из города с мешком, полным еды и необходимых в дороге вещей, мы оба не произнесли ни слова. Почувствовав, что эта недосказанность тяготит нас обоих, я первой сделала шаг навстречу.
После паузы звучит негромкий ответ:
– Слуги в летнем дворце часто шептались у вас за спиной.
– Выходит, знали все, кроме меня.
Мой страж оборачивается ко мне:
– Это не должно быть для вас бременем: даже у правителя куча детей от наложниц, не говоря уже о рядовых дворянах. В Поднебесных Землях бастарды – это норма.
– Для меня это не бремя. Это бремя для моих сестер и моей матери.
– Вы продолжаете называть ее матерью, – замечает Чэн.
– Другой я не знаю. Насчет Нао ты, кажется, тоже сразу все понял…
– Я видел вашу сестру лишь однажды – перед самым ее отъездом во дворец Дэй’Лан’Чжу, около шести лет назад. И взгляд, который она бросила на вас, когда вы этого не видели, забыть невозможно.
Смотрю ему в глаза:
– И ты не рассказал мне об этом, потому что пожалел меня?
– Как вы это себе представляете? – склонив голову, отзывается Чэн. – Что я подхожу к десятилетнему ребенку и сообщаю, что он – ненавидимый всеми плод внебрачной связи?
Все верно, для него я была ребенком.
И до сих пор, до сих пор я ребенок для Чэна: он слишком долго наблюдал за всеми моими проказами, чтобы сейчас увидеть во мне нечто иное…
Поджимаю губы и несколько минут иду молча, пытаясь понять свои чувства.
В итоге говорю совсем о другом:
– Нао ненавидит меня, потому что считает, будто мама страдает из-за меня.
– Ваша мать страдает от того, что не ее дочь станет Святой при правителе. В ином случае ей было бы плевать на вас: живя во дворце под присмотром сестер, вы никак не влияли на ее власть.
Резко отрываюсь от своих мыслей и устремляю взгляд на Чэна. Он трактует мой порыв верно:
– Будете защищать ее?
Медленно сдуваюсь, понимая, что он прав.
– Я никогда не думала об этом с такой стороны. Титул Святой со мной никогда не обсуждался. Сестры с детства изучали основы техники работы с духовной энергией, но меня в эти вопросы не посвящали. Я думала, что у меня и вовсе нет дара, как и у большинства из них, но потом, пару лет назад, произошел тот случай с пташкой…
– Думаю, все произошло намного раньше.
– Почему? Откуда тебе знать?
– Вспомните, как и когда вас впервые строго наказали? – проигнорировав мои слова, неожиданно спрашивает мой страж.
– Восемь лет назад я убежала за пределы дворца, чем навлекла на себя гнев сестер. Тогда мою старую няню выпороли розгами в назидание мне – у меня на глазах.
– Вы сочувствовали ей?
– Конечно, сочувствовала! – обхватив себя за плечи, отвечаю я. – Мне было очень плохо. А когда она умерла в моих покоях…
– Что за история?
Как всегда – бестактно. Но, кажется, я уже привыкаю…
– После наказания няня Жунг отвела меня в покои и хотела уйти, чтобы промыть свои раны, но я попросила ее остаться со мной. Мне было страшно, и я боялась оставаться совсем одна. Она просидела со мной весь вечер и всю ночь, держа меня за руку. Но, когда я проснулась на следующий день, она была уже мертва. Сестры сказали мне, что она умерла от заражения крови и что это произошло из-за меня.
Чэн устремляет взгляд в невидимую точку прямо перед собой.
– Сколько ударов получила ваша няня?
– Пятьдесят…
– После такого не живут.
Бросаю на него озадаченный взгляд, но не успеваю ответить: перед нами резко открывается вид на холмы вдалеке и на широкую тропинку внизу.
Лес остается позади.
– Надо как-то спуститься отсюда.
Озираюсь, не понимая, как мы преодолеем этот склон с лошадью.
– Здесь есть что-то вроде протоптанной тропы, – замечает Чэн где-то справа от меня.
И как он успел ее найти? Такой шустрый.
Осторожно спускаемся, сосредоточившись на единственной цели: не соскользнуть с крутого склона. Я-то помогаю себе руками, цепляясь за траву и корни, но Чэн еще и лошадь ведет под уздцы! Поражаюсь его сноровке.
– Вот это да! – Уже внизу поднимаю голову и смотрю на то место, откуда мы спустились. – И как…
Замолкаю, узрев картину маслом: Чэн нежно гладит довольную лошадиную морду.
– Хорошая моя…
И почему мне становится немножко завидно?
Я же не хочу оказаться на месте лошади?
Отрываюсь от этого зрелища и осматриваюсь по сторонам.
– Чэн, там какая-то повозка!
– Натяните капюшон, – спокойно советует страж и делает это сам.
– Мы не будем прятаться?!
Все же не так далеко от города ушли.
– Вряд ли среди сена прячется стража Дэй’Лан’Чжу, – успокаивает меня Чэн, направляясь вперед. – К тому же повозка выглядит старой и потрепанной и явно принадлежит какому-то крестьянину.
– И как тебе это удалось увидеть?
Прикрыв глаза от солнца, я пытаюсь разглядеть хоть что-нибудь, но терплю поражение.
Через двадцать минут спокойного шага мы нагоняем повозку. Она действительно старая и потрепанная, а запряженная в нее лошадь едва переставляет копыта и, кажется, вот-вот рухнет на землю.
– Вашему животному необходимо попить воды, – говорит Чэн, когда мы оказываемся рядом с хозяином повозки.
Осунувшийся мужчина лет пятидесяти, ведущий лошадь под уздцы, поднимает голову и через силу произносит:
– Нет времени на остановку, нам нужно добраться до деревни…
– Если оно упадет без сил, вы точно никуда не доберетесь, – замечает Чэн.
– Нужно… быстрее… – выталкивает слова мужчина.
– Он сейчас сам упадет! – восклицаю я.
Так и есть – ноги мужчины подкашиваются, но Чэн успевает подхватить его за локоть.
– Они оба без сил, – говорит он, – что хозяин, что животное.
И вдруг я вижу под тканью на повозке маленькую ручку.
– Чэн! Тут ребенок!
Мой страж усаживает мужчину на землю рядом с колесом.
– Думаю, они шли в ту деревню, – протягивает Чэн.
– Мы можем им помочь? – поднимаю я на него взгляд, полный надежды.
– Если вы этого хотите, – бесстрастно отвечает он.
– Хочу! – твердо заявляю я.
Глава 13. Время помогать
– Прости, подруга, это временная мера. Я обязательно сниму с тебя все это, когда мы доберемся до деревни, – произносит Чэн, впрягая в повозку нашу лошадь.
А я вглядываюсь в лицо ребенка:
– Это девочка, и у нее жар.
– Вы можете заразиться, кириса, – предупреждает Чэн, заглянув через бортик.
– Не заражусь. Я в жизни ничем не болела, –
