Яд, между тем, уже начал действовать. Я почувствовал, как немеют шея и кисти.

— Qu’espérez-vous? (На что ты надеешься?) — крикнул парень. — Pourquoi vous vautrez-vous? (Для чего барахтаешься?)

Язык уже еле ворочался. Я понял, что сейчас упаду, и одним концом цепи ухватился за торчащий из крыши громоотвод. Другим снова выстрелил в парня.

— Ca c’est drôle! (Это смешно!) — отразив атаку Щитом, крикнул он. — Quelqu’un doit apprendre à abandonner! (Кое-кому надо научиться сдаваться!)

— Et certaines personnes devraient se rappeler que deux valent mieux qu’un. (А кое-кому стоит запомнить, что двое — это лучше, чем один) — ответил я.

— Oh, quelle bêtise tu racontes! Votre esprit est déjà nuageux. C’est bon. (О, какую чушь ты несёшь! У тебя уже мутнеет сознание. Это хорошо).

У меня действительно темнело в глазах. Но Кристину, карабкающуюся на купол, где развевался флаг, я видел.

— Eh bien, où nous ne le faisons pas. (Хорошо — там, где нас нет).

— Quoi⁈ (Что⁈)

— Faire demi-tour. (Обернись).

Парень осторожно, прикрывшись Щитом, обернулся.

А мне в лицо бросилась черепичная крыша — которую я едва разглядел, в глазах потемнело окончательно.

Я не увидел, как Кристина схватила флаг. Понял, что это произошло, лишь по отчаянному воплю француза. Он проиграл.

* * *

Мы победили с большим отрывом. Первыми добрались до флага и потеряли меньше игроков, чем соперники.

Команда Импѣраторской акадѣмiи Санкт-Пѣтѣрбурга:

Потѣря игрока, г-нъ Долинскiй −10 баллов

Потѣря игрока, г-нъ Боровиковъ −10 баллов

Успѣшное прохождѣнiя локацiи + 20 баллов

Золотой флагъ + 50 баллов

Итогъ: + 88 баллов

Команда Парiжскаго Унiвѣрситѣта:

Потѣря игрока, г-нъ Бѣрлѣнъ −10 баллов

Потѣря игрока, г-жа Миньо −10 баллов

Успѣшное прохождѣнiя локацiи + 20 баллов

Итогъ: + 25 баллов

Трибуны бесновались. Российские болельщики размахивали флагами.

«Кос-тя!!!»

«Кос-тя!!!»

«Кос-тя!!!» — доносилось с трибун.

Хорошо, хоть команды поддержки здесь на поле не выпускали.

— Как ты? — негромко спросила Кристина.

— Жить буду, — отозвался я.

— Я серьёзно!

— И я серьёзно.

Онемение от укусов ядовитых пчёл действительно прошло сразу после того, как Игра закончилась — его будто выключили.

Все остальные ребята из команды тоже стояли на пьедестале рядом с нами — живые и здоровые, хоть и несколько смущенные. Соперники в нашу сторону старались не смотреть.

Парень, выпустивший в меня пчёл — Дюплесси, капитан французской команды, — пожимая мне руку, отвёл глаза.

— Праздновать пойдем к «Золотому льву», — после того, как церемония закончилась, непререкаемым тоном объявил Боровиков. — Это лучший кабак в Латинском квартале! Я закажу стол на шесть часов, — он вопросительно посмотрел на меня.

Я кивнул:

— Договорились.

* * *

В половине шестого я, уже одетый, лежал в своём номере на кровати и ждал звонка Кристины — мы договорились, что она позвонит, когда будет выходить, и праздновать пойдём вместе.

Мысли невольно текли в сторону предстоящего вечера. Точнее, его завершения. Обещал ведь Кристине, что в Париже мы осуществим все свои желания — так куда уж, спрашивается, дальше-то тянуть? Надо действовать — пока эта собака Локонте не попытался ещё кого-нибудь убить, или похитить, или не произошла какая-то другая дрянь, которая всё испортит…

В дверь номера постучали.

— Открыто, — сказал я, садясь. — А чего ты не…

Я не договорил. В номер вошёл Корицкий.

Надменно улыбнулся:

— Ты ждал не меня, понимаю. Прости, что разочаровал.

— Боюсь, что разочарую тебя я, — хмыкнул я. — Мужиками не интересуюсь, можешь проваливать.

Корицкий вспыхнул.

— Я пришёл поговорить! С тобой — как с капитаном команды.

Я пожал плечами:

— Ну, говори. Одной минуты тебе хватит?

— Вполне, — процедил Корицкий. — Скажи, что для тебя важнее: победить в завтрашней Игре или в поединке за место в Ближнем Кругу?

— Хороший вопрос, — хмыкнул я. — Что вкуснее: коньяк или кофе?

— Ты сказал, что у меня одна минута, а сам тянешь время.

— Я не тяну время. Я пытаюсь прикинуть, что должны были тебе пообещать — за то, чтобы согласился предать свою команду.

— Я не собираюсь предавать команду! — взвился Корицкий.

— Поддаться сопернику в твоём понимании — не предательство?

— Я не собираюсь никому поддаваться! Я хочу, чтобы поддался ты!

— Интересно девки пляшут. — Я уселся поудобнее, снова откинулся на спинку кровати. — Это уже что-то на черномагическом, переведи.

— Перевести? Охотно. — Корицкий прищурился. — Твоя рожа, Барятинский, у всех уже в печёнках сидит! Ты за год пролез повсюду, куда только можно было пролезть! Лучший курсант Императорской академии — Барятинский. Приглашён на бал великой княжны, танцует с ней — Барятинский. Поддержал баронессу Вербицкую в её тяжелом труде, спас едва ли не весь Чёрный город — Барятинский. Кто не сходит с первых страниц газет? Барятинский! А кто у нас, скажите на милость, побеждает на Играх?.. Не может быть! Снова Барятинский! — Корицкий вцепился в спинку кровати, ненавистно уставился на меня. — Пора тебе уступить хоть кому-то, хоть в чём-то — не находишь?

— Нет. Не нахожу. — Я поднялся. — У тебя всё?

— Нет! — Корицкий отцепился от кровати, шагнул в сторону, заступив мне дорогу. — Подожди! Ты не дослушал. Я предлагаю тебе победу в поединке за место в Ближнем Кругу, понимаешь? Для тебя ведь не секрет, что мы будем сражаться друг против друга?

— Ну, допустим.

— Так вот. В поединке ты победишь, обещаю. А всё, что тебе нужно для этого сделать — позволить мне завоевать победу в Игре.

— Интересно, каким образом? — мне действительно стало интересно. — Наложить на себя маскировку и притвориться тобой?

Корицкий вспыхнул.

— Не льсти себе! Мой магический уровень не намного ниже твоего. Если ты не будешь мешать мне своими дурацкими командами…

— Если я не буду тебе «мешать», мы проиграем.

— Не проиграем! Я…

— Вот именно, что «я»! — Корицкий попытался было вякать дальше, но я жестом приказал ему заткнуться. — Сам по себе ты, может, и силён. Динамит, к примеру — тоже довольная сильная штука. Но если заложить его под фундамент жилого дома — сомневаюсь, что жильцы придут в восторг. Так же — и ты. Ты не умеешь работать в команде. Тебе плевать на всех, кроме себя. Если бы у меня был под рукой другой игрок, даже более слабый, я вышвырнул бы тебя из команды не задумываясь. Но другого игрока мне сейчас взять негде. А всё, что можешь сделать ты для того, чтобы завоевать победу — это слушаться меня. Если будешь поступать так, как сам считаешь нужным, мы проиграем.

— Откуда такая уверенность? Ты что, ходил к прорицателям?

— Прорицателем пытался поработать ты. Ещё в поезде. Напомнить, чем закончилось?

Корицкий побелел от ярости, но постарался взять себя в руки.

— Место в Ближнем Кругу, Барятинский, — напомнил он. — Я предлагаю тебе место в Ближнем Кругу! И тебе для этого даже делать ничего не придётся.

— Ничего, ага, — кивнул я. — Всего лишь позволить своей команде проиграть на международном турнире.

— Мы не проиграем!

— Да-да, конечно. Ни в коем случае… В общем, слушай внимательно. Диктую ответ на твоё предложение.

Я набрал в грудь воздуха и выдал длинную, прочувствованную фразу. С чётким обозначением адреса, по которому следовало отправиться тем, кто придумал подкупать меня победой в поединке.

Догадывался, что слова, которые использовал, Корицкому были в большинстве своём не знакомы, поэтому повторил дважды. Заботливо спросил:

— Всё запомнил? Сумеешь передать в точности?

Корицкий обалдело хлопал глазами. Видимо, не ожидал от аристократа такого профессионального владения обсценной лексикой.

— Что, не запомнил? Ещё раз повторить?

— Ты… — крякнул Корицкий, — ты…

— Я не продаюсь — во-первых. Я уделаю тебя на поединке в любом случае, независимо от того, будешь ты поддаваться или нет — во-вторых. А если ты ещё раз припрёшься ко мне хотя бы с намёком на то, что сейчас нёс — выйдешь отсюда в окно. Это, в-третьих. И вот теперь уж точно — пошёл вон!

С этими словами я распахнул дверь, ухватил Корицкого за шиворот и выпнул в коридор.

Горничная в чепце и переднике, катящая по коридору тележку со стопками постельного белья, охнула и прижалась к стене.

Корицкий злобно зыркнул на неё. Что-то прошипел сквозь зубы и шевельнул ладонью.

Горничная застыла с полуоткрытым ртом. Корицкий поднялся с пола.

— Ты даже не представляешь, как сильно об этом пожалеешь, Барятинский, — процедил он. — Просто не представляешь!

— Кстати, давно хотел спросить, — вспомнил я. — Всем чёрным магам слова проклятий пишет один и тот же спич-мейкер? Как под копирку шпарите.

— Пожалеешь, — мрачно повторил Корицкий.