— Привет, ты такая красотка! — приговаривал он, и его «р-р-р» звучало с обволакивающим шотландским акцентом.

— Когда ты уже купишь себе собаку? — спросила Эмма.

— Могу спросить тебя о том же, — ответил он.

— Я слишком часто бываю в разъездах, чтобы позволить себе собаку. У тебя хотя бы есть твой канальный катер.

Чарли зашикал на нее, призывая замолчать, потому что через расчищенный проем в тисовой изгороди следом за своими собаками пролезла и сама Сидни.

— О, хорошо, вы оба здесь. Я разбирала старые вещи, ну и думаю, что нашла кое-что восхитительное! — торопливо проговорила она.

— Что это? — спросила Эмма.

Сидни лишь широко улыбнулась и скрылась же путем, что и появилась.

Это может быть что угодно. Так твердила себе Эмма все то время, пока вместе с Чарли шла следом за Сидни через весь сад обратно дом и поднималась по ступеням парадной лестницы, застеленной тряпками от строительной грязи, направляясь в уже отремонтированное крыло дома. Она всегда просила владельцев порыться в бумагах, в любых старых бумагах, имеющихся в доме, но чрезвычайно редко бывало так, чтобы кому-то посчастливилось отыскать что-либо новое и значимое.

— После того разговора с Вами, я была очень взволнована и воодушевлена, поэтому бедняжке Эндрю пришлось со мной вместе проводить каждый вечер на чердаке, разбирая коробки. Дедушка хоть и был старым брюзгой, но умение все раскладывать по полочкам было у него не отнять. Коробки были подписаны «Дом &Сад», — Сидни болтала без умолку, отпирая дверь в кабинет, в центре которого стоял огромный стол красного дерева, по обеим стенам высились книжные шкафы, а посреди кабинета — несколько контейнеров с открытыми крышками.

— Поначалу я расстраивалась. Казалось, что там только бумаги за 70-е годы — сплошь рецепты, как залатать крышу, да какие-то документы касаемо Ага-Хана[37]. Но затем я наткнулась на э т о, — Сидни указала на картонный тубус и старую, тоже картонную, папку-скоросшиватель. — Откройте же их, пожалуйста, окажите честь!

Эмма взяла тубус, открыла крышку, перевернула вверх донцем — оттуда выскользнул рулон бумаг. Сидни и Чарли освободили столешницу. Рулоны раскрутили и разложили на поверхности стола.

— Похоже на планы дома, — проговорила Эмма.

— Это не оригиналы. Думаю, это копии, выполненные в конце тридцатых годов, как раз перед самой войной. Посмотрите, вот тут, на этом этаже, архитектор перенес дверной проем, чтобы увеличить площадь ванной комнаты, — Синтия, указала на пометку голубыми чернилами.

Эмма пролистала страницы. На них был выполнены чертежи — сначала всего дома, потом каждого этажа, включая подвал, в котором располагались кухня, кладовая и, по старинной моде, рядом с ними буфетная.

Но когда она перевернула следующую страницу, у нее перехватило дыхание. На большом пожелтевшем от времени листе бумаги был карандашный набросок сада, а вверху листа была выполнена размашистая надпись «Хайбери Хаус»!

Ее глаза округлились от изумления:

— Это почерк Винсенты Смит.

— Вы уверены? — спросила Сидни с надеждой в голосе.

— Она уверена, — ответил Чарли, — сколько я ее знаю, она всегда была просто одержима этой женщиной.

— И еще раньше, до знакомства с тобой, — пробормотала Эмма, — Мне следовало бы надеть хлопковые перчатки. Но сейчас ничто не могло помешать ей изучать эти чертежи.

— Когда я в первый раз увидела их, я засомневалась, поскольку сад на этих планах расположен абсолютно не так, как сейчас, — сказала Сидни.

— Винсента в дальнейшем изменила этот план. Здесь начерчен формальный сад, — она указала на симметричные клумбы, расположенные в виде узлов. — Вот тут, возможно, была низкая рабатка со стелющимися растениями или, быть может, вдоль клумб шла изгородь.

— Ах, в этом может быть своя логика. Но взгляните на следующий лист, — сказала Сидни.

— Перебирая и разделяя друг от друга слежавшиеся от долгого пребывания в тубусе планы сада, Эмма обнаружила тонкий листочек почти прозрачной кальки. Она бережно подняла ее и наложила поверх планов-исходников. Рядом расположила два наброска дома, кухонный садик и фруктовый сад, а затем отступила в сторону от стола. — Вот так.

— Вот он, — проговорил Чарли, — Вот он сад.

— И все помечено, — сказала Сидни.

— Сад для чайных церемоний, сад для влюбленных, сад для детей, сад для свадеб… — читала Эмма.

— Ой, так вот почему в нем все белое? — удивленно Сидни.

— Глядите, следом за водным садом, оказывается, идет сад поэта, — сказал Чарли.

— В библиотеке есть сборник стихов моего пра-пра-прадеда Артура Мелькорта. Он был тем самым, кто заказал этот сад, — сказала Сидни.

— Может быть, Винсента таким образом пыталась подольститься к нему, чтобы он дал согласие на ее остальные дизайн-проекты? — с улыбкой на лице спросила Эмма.

— Зачем ей нужно было делать это? — спросила Сидни.

— Она опередила свое время. Здесь, в Англии, было очень мало дизайнеров, кто мог создать английский пейзажный сад в том его виде, который привычен нам сейчас. Поэтому Винсенту считали на половину художницей, а наполовину революционеркой, — объяснила она.

— А что представляет из себя поэзия Артура Мелькорта? — поинтересовался Чарли.

— Те стихи, которые я помню, довольно ужасные, —

Эмма осторожно подняла лист, чтобы открыть другой рисунок. — Похоже, он был сделан несколько позже других, уже по ходу проекта. вы можете видеть, что она добавила несколько тропинок в садике для детей.

— Они напоминают флаг Великобритании, — сказал Чарли.

— Своеобразный вежливый поклон в игровой форме детям Мелькортов, вероятно. О, а вот, похоже, здесь, в зимнем саду, что-то интересное, — она указала на нарисованный кружок. — Может, прудик, или, может, маленькая мощеная площадка.

— Должно быть, это был рабочий набросок. Видно, где она стерла часть карандашных линий, — сказал Чарли.

— Подожди-ка, — Эмма подняла листок, поднеся к свету. — Тут над словами «зимний сад» еще что-то написано. Буквы такие бледные, едва видны…

Чарли и Сидни из-за ее плеча склонились над столом, вглядываясь в указанное ею место на чертеже. В тот же момент Эмма сказала:

— Я думаю, тут написано «сад Цецилии».