В прошлой жизни меня нечасто баловали букетами, а в этой такое и вовсе впервые случилось.

Значит ли это, что сердце моего тёмного дрогнуло?

– Пых? – протянул Дедушка, принюхиваясь и почему-то хмурясь.

А я подумала, что всё же значит. Наверное…

Завтра у нас, «нулевых» Распределение. И потому мы с Тиму со вчерашнего дня не виделись. На этом особенно настаивал профессор Онни, временно исполняющий обязанности ректора, а также глава Комиссии, кентавр профессор Гриффирд. По их словам, накануне экзамена мне следовало беречь резерв. Он завтра в Лабиринте мне ой как пригодится…

Сказать, что я скучала по своему несносному тёмному – значит, ничего не сказать. И вот теперь, этим самым волшебным букетом и пироженками Тиму Петтери будто коснулся меня, не касаясь. Кому как не ему знать, что я за эти эклеры и корзиночки душу продам…

Покружив по комнате, я определила цветы в банку из-под леденцов (вазой как-то не обзавелась до сих пор) и выбрала корзиночку с шоколадным кремом. Вторую протянула Дедушке.

– Пых! – Принюхавшись, тот покачал косматой головой. Отказался.

– Ты чего? – Изумилась я.

Чтобы Пых отказывался от пирожных? Такого даже не помню.

– Пыы-ых! – проворчал Дедушка и, подманив плавающий в воздухе циферблат в виде шара, деловито постучал пальцем по его поверхности.

– Твоя правда, – вздохнув, кивнула я. – Пора нам… на променад.

Проходя мимо стола, я подхватила с него Ломтика и дракошка тут же возмущённо завопил. И принялся вырываться.

Пубертатных дракончиков заказывали? Со всеми вытекающими? А между прочим соулам, как выяснилось, не чужды проблемы переходного возраста…

С тех самых пор, как Ломтик научился летать он возомнил себя взрослым и на руках у меня передвигаться стал отказываться категорически. И кто бы спорил, только не я: таскать на руках дракончика, которого я всерьёз подумывала переименовать в Телёночка становилось совсем непросто.

Осваивая новую стихию, Ломтик стал всё чаще проявлять характер, норовя отлететь от меня как можно дальше. Конечно, далеко отлететь он не мог. Связь не позволяла. Вот только при его настойчивых, если не сказать, упёртых попытках эту самую связь «растянуть», тем самым отвоёвывая себе с каждым разом ещё «кусочек свободы», меня, как бы это выразиться, «дёргало». В буквальном смысле. Физически. Если попытаться описать сие словами – каждый его «рывок за грань дозволенного» был похож на кратковременный, но ооочень острый приступ паники!

В общем, та ещё приятность.

И ладно бы дракошка только «растягивал связь»… Он ведь каждый раз закрепить отвоёванное пространство норовил, гадёныш такой!

Руова Камнетёс объяснила, что действовал Ломтик по большей части интуитивно, то есть почти совсем не был виноват в учиняемых проказах. Вот только когда тебя кроет адреналином даже это такое себе утешение.

Убежав, то есть, улетев, вреднюка-соул норовил то в ветках волшебдрева запутаться, которые вовсю ему подыгрывали и прятали от меня беглеца, а то и вовсе седлал парящий осветительный шар в саду и орал с него дурным голосом… На прошлой неделе, к слову, он умудрился отвязать воздушную лодку руовы Камнетёс и с нескрываемым превосходством на мордочке дрейфовал на ней над теплицами пикси к вящему недовольству этих самых пикси да на потеху всей академии… Ещё ведь и сеть разорвал с молодняком… Меня потом их всех переловить заставили. Хорошо ещё, Ломтик подсобил. Правда, когда мы их переловили, мне пришлось снова бегать за дракошкой, на этот раз уговаривая спуститься…

…Вот и сейчас, Ломтик вырвался, белкой-летягой скакнул на подоконник, и когда мои пальцы готовы были уже сомкнуться на его крыле, довольно заверещал и… сиганул вниз.

Взвыв от досады, я ринулась к выходу. Заталкивала недоеденное пирожное в рот на ходу. Фокус с выпрыгиваньем из окна мы уже проходили и потому я, наученная горьким опытом, прекрасно знала: у меня не так много времени, чтобы наверстать комфортную для нас обоих дистанцию.

– Растёт, малыш, – проводила меня благодушным басом руова Шелкоглас, преподша по Проклятиям.

Гренадёрского сложения дворфийка покачивалась на подвешенных прямо в воздухе качелях и с задумчивым видом пыхтела трубкой.

– Растёт, ага! – Ответила я на ходу.

Заметив Ломтика, я с облегчением выдохнула: разнообразия ради дракончик шалить не стал. Он мирно ждал меня, воспользовавшись перилами, как курица насестом. Улыбался во всю зубастую пасть и лукаво косил голубым глазом. Злиться на это ледяное чудо было совершенно невозможно.

– Быстро он вымахал. – Прогудела дворфийка и с наслаждением затянулась. – Эдак завтра и на Второй Уровень проскочите. А то и на Третий…

Она блаженно смежила веки и выдохнула струю ароматного дыма.

– Мы будем очень стараться! – Заверила я профессоршу, умолчав при этом, что мы вообще-то имеем наглость рассчитывать на Пятый. А что? С каждым разом у меня получается задержаться там всё дольше и дольше. И это, опять же, без Ломтика! С соулами, говорят, в Хаосе куда проще.

А что нагрузка предстоит колоссальная… Так никто не обещал, что будет легко. Как сказал когда-то классик: как-нибудь.

Попрощавшись с руовой Шелкоглас, я подхватила вмиг заголосившего дракошку на руки и поспешила за угол. Не увести Ломтика сейчас подальше от академии – может и к Источнику рвануть. Конечно, внутрь ему без меня не попасть, вот только ловить непоседу у Врат – то ещё удовольствие. К тому же мы спешим. Отливающий пурпуром солнечный шар уже почти сравнялся с горизонтом…

А у нас назначена одна важная встреча.

На кладбище.

***

Он стоял позади обелиска, того, что на восточной стороне кладбища. И казался издалека таким несчастным и потерянным, что у меня сердце заныло. Смотрел при этом не на свежую могилу, а прямо перед собой.

Приблизившись, я заметила, что глаза его были сухими, а губы – плотно сжатыми. Но меня аж покачнуло, стоило уловить отзвуки его внутренней боли.

Триединая!

Как он с этим живёт вообще?!

Конечно, я знала, что он скорбит по отцу, только не показывает этого, и всё же даже не представляла насколько. Сейчас Тим не закрывался привычно и потому я будто через себя пропустила горе невосполнимой утраты… гнетущее чувство вины… беспомощность и невысказанность… Да там такой дьявольский коктейль, что меня пошатнуло!

Но вот Тиму Петтери заметил моё присутствие. И закрылся.

Я вышла из-за обелиска и тоже приблизилась к могиле ректора.

Таково непреложное правило Морте – кто погибает в академии, того здесь и хоронят. Правда, тела ректора так и не нашли, несмотря на все старания высших некромантов и призрачного разведотряда. Так что похороны были символическими. По крайней мере для меня – не знаю почему, но в груди отчего-то теплилась надежда, что отец Тиму жив. Просто пропал без вести... Заблудился... Да, в Хаосе. И всё же.