Шрифт:
Закладка:
- Ты должна пойти с нами, - выпалила Джерико, оглядываясь на Мейз, которая оставила обёрнутого в простыни ребёнка у окна, и сама выбралась наружу. – Генерал будет в ярости. Мы можем защитить тебя.
- Нет, я не могу.
- Почему?
- Просто не могу, - заламывая руки, сказала Калмия. Джерико хотела продолжить убеждать её, но почувствовала, как Мейз, выглядывая из окна, буравит её недобрым взглядом. У них было мало времени. – У него мой брат, - прошептала Калмия. – Мой брат… он всегда был рядом. Он защищал меня. Даже когда война обернулась крахом и его отозвали. Теперь моя очередь защищать его. – Тёмные глаза травницы встретились с глазами Джерико. – Я не могу просто взять и оставить его.
Джерико смягчилась:
- Тогда возьми вот это, - сказала она, отцепив от ремня узловатую волшебную палочку цвета слоновой кости. Джерико протянула предмет дрожащей травнице. Вид у Калмии был такой, будто бы она не хотела принимать предложенное, так что друид добавила: - Для самозащиты.
- Я не стану её использовать, - пообещала травница, но её пальцы сомкнулись на волшебной палочке.
Уверенная в том, что если возникнет необходимость, женщина воспользуется палочкой, Джерико подбежала к окну. Мейз только что спрыгнула на землю и протянула руки, чтобы принять мальчика. Упершись ногами в оконную раму, Джерико передала завёрнутого в простыни мальчика в ожидающие руки Мейз. Затем, бросив один последний взгляд на травницу и теперь уже опустевшую комнату больного, она выскользнула следом.
* * * * *
Пепел, словно снег, падал с обугленных деревьев вокруг цитадели и, гонимый бризом, висел в воздухе серой зловонной вуалью, мешая и дышать, и различать дорогу одновременно. Болезненная зелень волшебных огней мерцала в штормовых облаках, предвещая скорую бурю. Вооружённые люди стояли достаточно неподвижно, чтобы их можно принять за статуи. Их броня была покрыта сажей, чтобы соответствовать окраске этого леса. Ночь была тихой, если не считать звуков горна, эхом разносящихся из разрушенной цитадели.
Это предупредило их: он приближался.
Джерико и Мейз стояли рядом с мальчиком, которого они спасли и рядом с мужчиной, к которому они его привели – генералом города Рет. Их задание было почти выполнено. Оставалась только последняя его стадия, самой сложной частью которой было выжить самим, а самой простой – сохранить жизнь спасённому ребёнку.
Мальчик, всё ещё укутанный в льняное бельё, лежал на простой койке. Навеянное болезнью забвение не отпускало его. Вокруг него, словно сиделки, ухаживающие за больным, стояли чёрные деревья, прямо за ним, приставив к его горлу длинный и тонкий, будто хирургический инструмент, нож, стоял генерал.
Напряжение, с которым они ждали, было сопоставимо с тетивой натянутого лука, направленного на ворота разрушенной цитадели.
Генерал Аррабара выскочил из этих ворот словно лев, его потрёпанная золотая грива развевалась на ветру подобно боевому знамени, а его одержимые зелёные глаза сначала остановились на сыне, а затем и на человеке, который стоял над ним. Лицо его было измождённым; его грехи оставили на его плоти такое же глубокое клеймо, как на его душе. Он всё ещё носил доспех Ильматера, а поверх него белую накидку с изображением связанных лентой рук, однако из-за грязи, некогда белое стало скорее коричневым, а сам доспех покрывала ржавчина.
Из ворот хлынули искривлённые, бледные фигуры, обвешанные остатками бронзовых доспехов, и выстроились вокруг Аррабарского Льва на подобие почётного караула из нежити. Заняв свою позицию, они остановились как вкопанные, не двигаясь и не дыша.
Генерал города Рет приставил кончик ножа к ярёмной яме на шее мальчика и на нём, словно пот, выступила капелька крови. Мальчик закричал, но Джерико не знала, от боли ли, или же то было следствием терзающих его снов, навеянных болезнью.
- Стой! Не убивай его, Тайс! – лицо и голос генерала Аррабара исказились от горя.
- Назови же мне причину, по которой мне не следует это сделать, мой старый друг, - сказал Генерал Рета. Он повернул кинжал, чтобы продемонстрировать его рубиновое сияние. – Он, вне всякого сомнения, уже достаточно настрадался.
- Это то, чего она ждёт, - ответил Генерал Аррабара. – Моя сделка с Талоной будет расторгнута в тот самый момент, когда он выскользнет из её хватки, будь то смерть или новая жизнь. Если ты убьёшь моего сына, то гули больше не будут мне подчиняться, война будет проиграна, а всё мои страдания окажутся тщетными. Ты понимаешь меня? Страдания мальчика окажутся напрасными.
Генерал Аррабара стоял, протянув к сыну руку, будто одна только его воля могла остановить нож. Тайс, Генерал Рета, взирал на него без эмоционально, будто живой мертвец.
- Паладин Ильматера заключает сделку с Госпожой Ядов? Жертвует своим сыном и ради чего? Ради ещё одного шанса привести Рет и Хлат к повиновению?
- Чтобы не дать нашему королевству развалиться, - поправил генерал Аррабара. Тайс покачал головой.
- Я не убью твоего сына, Доминик, - сказал он, вложив клинок в ножны. – Тут ты и сам постарался.
В тот же момент, когда нож больше не угрожал его сыну, последний след мольбы покинул лицо Доминика.
- А теперь…, - сказал похожий на льва генерал, опуская простёртую руку и обнажая меч. Рой гулей, словно туча пауков, устремился вперёд, перелезая через разрушающиеся стены цитадели и через своих собратьев. Вернувшая им жизнь магия придавала тварям нечеловеческую скорость.
Из леса, со щитами наперевес, хлынули солдаты. Чтобы противостоять надвигающейся орде, они сформировали вокруг генерала непроницаемую стальную стену. Повинуясь его жесту, Мейз и Джерико поспешили занять свои позиции: Мейз охраняла мальчика, а чуть позади, до побелевших костяшек сжимая один из ее кинжалов, расположилась Джерико, отчаянно озиравшаяся в поиске гулей, которым могло взбрести в голову обойти их защиту. Без какого-либо ущерба для себя, тела гулей градом посыпались на выставленные живыми щиты, оценивая их, но строй людей был крепок. Джерико слышала, как Генерал Аррабара отдал приказ, а в ответ бледные пальцы, оканчивающиеся длинными, пожелтевшими когтями, схватились за верхушки щитов и в образовавшийся между ними зазор хлынули алчущие плоти взгляды.
Тайс стоял спиной к Джерико, склонив голову под дождём из пепла, словно неся траур по смертям, которые должны были случиться. Черты его лица были покрыты мягкими каштановыми волосами, а плечи отведены назад. Затем, его руки метнулись в стороны – расставленные словно клинки
