Шрифт:
Закладка:
В центре комнаты стояла простая кровать, представлявшая собой стальной каркас, застеленный белым льном. Скорчившись, в этой постели лежал ребёнок, на вид самый несчастный из тех, которые когда-либо попадались Джерико на глаза. Светлая кожа мальчика была усеяна волдырями, словно веснушками и несмотря на то, что в комнате было прохладно, блестела от пота; исхудавшие, словно у скелета, пальцы почернели. Глаза его были закрыты, а потрескавшиеся губы покрыты запёкшейся кровью. Не в силах избавиться от плена горячечных снов, стоная, он вертелся и бился в своей постели.
Звук с шипением вдыхаемого воздуха предупредил Джерико о присутствии в комнате кого-то ещё. Быстро повернув голову в ту сторону, она увидела рыжеволосую женщину с испуганными серыми глазами. В руках её был молоточек, который был уже в считанных дюймах от гонга.
- Мейз! – крикнула Джерико.
В воздухе мелькнула серебряная вспышка и рука женщины взорвавшись снопом кровавых искр, оказалась пригвождённой к стене. Толстый ковёр поглотил звук падения выпавшего молоточка. Она открыла рот, чтобы закричать, но рука Мейз нашла путь в её рот быстрее.
- Во имя Богов, Мейз! Ты могла бы просто выбить из рук молоточек.
Джерико поспешила к своей спутнице и осмотрела нож и созданную им рану. Пальцы женщины побелели от напряжения, а капающая на ковёр, толчками вытекающая из раны тёмно-красная кровь, свидетельствовало о сильном повреждении. Если не обработать эту рану быстро, женщина могла лишиться кисти, впрочем, даже обработка не давала гарантии, что рана не воспалится, а привело бы к ещё большим потерям.
Комментарий Джерико заставил Мейз закатить глаза:
- Я убийца, помнишь?
Джерико выпрямилась и посмотрела рыжеволосой женщине в глаза.
- Если Мейз вытащит руку из твоего рта, ты обещаешь мне, что не станешь кричать? – спросила Джерико.
Женщина кивнула, из глаз её лились слёзы.
- И с чего бы мне, Девять Кругов Ада, это делать? – сердито спросила Мейз, повернувшись к спутнице.
- Тсс… Просто доверься мне в этом, - взмолилась Джерико. – Мы же партнёры, помнишь? Ну давай, убери руку.
Мейз ещё какое-то время испепеляла Джерико взглядом, но всё же с неохотой вытащила свою руку изо рта своей жертвы и вытерла её о свою жилетку. Женщина вздохнула с облегчением.
- Не заставляй меня об этом пожалеть, - сказала Мейз и отошла, чтобы лучше осмотреть мальчика. Джерико бросила на неё взгляд, а потом повернулась к женщине, в чьих глазах отражалось большинство пережитого ей в этот день ужаса.
- Ты ухаживаешь за мальчиком? – спросила Джерико. Одной рукой она взялась за рукоять ножа, а другой придерживала края раны. Женщина кивнула и закусила губу. Джерико потянула нож; с мокрым, чавкающим звуком, клинок вышел из раны. На губе женщины выступила кровь, сама она покачнулась, но не закричала.
- Я не могу его исцелить, - сказала женщина слабым от боли голосом.
- Тсс… Никто тебя и не просит, - сказала Джерико, ощупывая разорванную плоть на её руке. Рана была глубокой, и даже после магического исцеления прошло бы ещё немало времени, прежде чем к кисти вернулась полная подвижность. – А теперь, скажи мне, кто ты? Ты служительница Талоны?
При мысли о богине болезней, во взгляде женщины проскользнуло выражение ужаса. Джерико посчитала это хорошим знаком.
- Я поклоняюсь Ильматеру, также как это делает… как это делал генерал, - ответила женщина. Она судорожно и шумно вдохнула, когда Джерико, держа в одной руке свой амулет, погрузила кончики пальцев другой в её рану. – Меня зовут Калмия. Я травница. Генерал держит меня потому, что без его содействия я не могу ни сделать блага, ни причинить вреда. – Когда с кончиков пальцев Джерико сорвались золотые вихри целительной магии и заставили края её раны закрыться, Калмия закрыла глаза от облегчения. Хотя исцеление и не было полным – у неё всё ещё должен был остаться уродливый шрам и должна была пройти пара дней, чтобы в руку вернулась чувствительность, но всё же этого было достаточно, чтобы избежать болезни и спасти её от участи калеки. – Он даёт мне столько трав, сколько хватит на поддержание жизни в своём сыне – количество, которого недостаточно ни чтобы полностью его излечить, ни чтобы покончить с его страданиями.
- Что же за человек способен делать такое с собственным сыном? – вопрос Джерико был обращён скорее к миру, чем к рыжеволосой женщине, которая стояла, глядя на свою исцелённую, но всё ещё обескровленную руку так, будто она отказывалась ей подчиняться. Пальцы подёргивались, но до конца не сгибались.
- Генерал не любит проигрывать, - сказала Калмия, давая наконец отдых своей руке, которая тут же безвольно повисла.
- Больше похоже на то, что он не может понять, что уже проиграл, - отрезала Мейз, но в её глазах, глядящих на измождённого мальчика, было что-то, отдалённо напоминающее мягкость. Её руки, заворачивающие ребёнка в его льняные простыни, двигались практически сами по себе.
- А ты можешь… - начала Калмия, посмотрев сначала на свою руку, а потом снова на Джерико, но друид покачала головой.
- Нет, прости. Но я доставлю его к тому, кто сможет, - ответила Джерико. В глазах травницы появился страх. – У генерала Рета нет ничего против сына генерала Аррабара. Он послал нас, чтобы мы спасли его.
Глаза Калмии закрылись и, откинув голову, она прислонилась к стенке. От нерешительности черты её лица стали жёсткими, пока найденное решение, словно смягчающий бальзам, не заставило их разгладиться. Когда её серые глаза открылись, в них уже не было ни толики сомнения.
- Тогда заберите его, - сказала она, - но вам надо поторопиться. У генерала есть привычка навещать своего сына после вечерней молитвы и перед тем, как лечь спать.
- Уж мы тебя опередим, - сказала Мейз.
Джерико оглянулась и увидела, что Мейз уже закончила заворачивать мальчика в его простыни и теперь несла его к окну. Если генерал вернётся и увидит, что его сына нет, то вероятнее всего Калмия станет ещё одной бессмысленной жертвой неуместного упорства генерала.
