уже в ночь красно-черные двинулись в позорный путь, а мы — на боковую.

В эту ночь вернулись кошмары. Почему сейчас? Почему пропадали?

Снова и снова я видел одно и то же видение на разный лад. Как мы с Альриком возвращаемся к бриттам, на нас нападает драугр, хёвдинг его убивает, получает руну и меняется на глазах: с него оплывает кожа, и через тонкую пелену выступают его мышцы, бьется за ребрами сердце и подрагивают кишки. Как мы с Альриком плывем на Волчаре, с нами Рыбак, на Рыбака ловится здоровенная рыбина, бьется на корабле, мечется, хёвдинг отрубает ей голову и вырастает в великана, сильно похожего на сакравора. Как мы с Альриком… Десятки разных снов об Альрике Измененном.

А потом пришел Тулле. Также в темноте. Также невидим.

— Ты не пришел, — шипел он. — Опоздал… Ничего уже не изменить.

Я вытянул руку во тьму, чтобы дотронуться до него, но ничего не нащупал.

— Чего изменить? Куда не пришел? Скажи толком!

— Увидишь…

Я открыл глаза и увидел Плосконосого, который уже занес ногу для приветственного пинка.

— Не трудись, — бросил я и поднялся на ноги.

Что же творилось с Тулле? Что с ним делал фоморов, точнее, мамиров жрец? Я уже давно рвался его отыскать, еще до зимы, но всё время было не с руки. Теперь-то уж меня ничто не остановит! Вот найдем твариное сердце для Альрика, и тогда...

Когда же мы уйдем из малахских земель? Даже обрыдлая деревня бриттов, где со мной разговаривал один человек да еще половинка в виде Живодера, сейчас казалась домом родным. Ведь там ульверы!

Полузубый прямо сказал сине-белой большухе, что больше провожатые нам не надобны, хватит и Синелицых. Тем ссориться с соседями не захочется, особенно когда у них появился десятирунный воин. Старуха покивала и сказала, что сделает нам подарок, но не сейчас, а потом. Полузубый махнул рукой, мол, говори-говори, старая.

А я так до конца и не уразумел, что выдумали насчет нее наши хёвдинги, и Альрик не захотел объяснять. Только и понял, что старуха нарочно подсунула хельту разноцветные порошки и глины. И суд она устроила тоже нарочно, вроде как через него она станет над всеми родами разом. Но откуда ж большуха знала, что хельт нападет? А ведь Альрик сказал что-то такое… Сам он решил убить измененного? А ведь сначала малахи требовали право последнего удара для себя, хотели отдать буролицему хельту. Тогда зачем отправили его в первый бой? И когда малах чуть не отрубил твари голову, именно сине-белая закричала: «Сас!». Стой. А сколько можно было стоять?

Да ведь, по правде, не сказать, что малахи не справились бы с измененным сами. Да, может, тварь и вырезала пару родов, но там людей было мало, не собрали они еще войско. И если измененный стал измененным еще летом, чего малахи так тянули? Ждали холода? Да и план убийства был вполне очевидным. Я бы тоже догадался, только не сразу. Можно было бы еще яму выкопать и заманить тварь туда. Хотя она такая здоровая, что замучаешься рыть, и земля там, в горах, сплошной камень. Да и самый завалящий норд на семнадцатой руне сумеет залезть на любую скалу или вылезти из любой дыры, будь то хоть сама бездна. Да, придавить скалой понадежнее будет.

В общем, мыслей было много, и все они мне не нравились.

Мне не нравились южные земли. Не нравились южные норды, бритты и малахи. Не нравилась их тухлая зима и постоянные чахлые дождики. И конунг тут дерьмовый.

На севере было проще. Вот ты. Вот враг. Деритесь!

Я хотел на север. В море. В холода. К изогнутым фьордам.

Но мы перли по бесконечным лесам Бриттланда, который никак не мог решить, зима у него или нет. Какие-то деревья сбросили листву, какие-то остались зелеными. Трава вроде пожухла, зато густые шапки мха не потускнели. У нас нынче сугробы размером с дома, а тут сморчки повысовывали сморщенные шляпки. Я потянулся за одним грибом, так малаха подскочила ко мне, ударила по руке и сердито выбранила.

— Чего? Гриб же. И не поганка. Сморчки мама готовила.

Полузубый, проходя мимо, бросил:

— Это другой гриб. Помрешь ведь.

В малахские селения мы нынче не заглядывали и на другой день уже дошли до Синелицых, а там…

А там нас ждал подарок сине-белой большухи.

Глава 9

Мда, подарочек…

Пять баб не первой свежести с разноцветными лицами. У самой слабой — вторая руна, у самой сильной — пятая. И как они согласились только? Как я понял, у малахов нет рабов, а уж женщины так и вовсе главнее мужчин. Если они только не…

— Пустыхи, поди, — сказал Полузубый.

— Наверное, — пожал плечами Альрик.

Они крепко сдружились за этот поход. Видать, общая битва и впрямь сближает.

— Так и зачем они мне? Баб и так хватает, а эти еще и неродящие. Может, себе возьмешь?

— Куда? По лесам бегать? Мы и так приметные дальше некуда, а с крашеными бабами нас и в лесу и в болотах отыщут.

— Подарочек… Слышь, Безумец, разузнай, зачем их приперли?

Жрец-то остался там, с сине-белой большухой. Единственный, кто знал малахский хоть немного, был я. А я сейчас больше всего хотел увидеть Эйлид. Расстроится она, когда увидит, что жрец не пришел? Или уже забыла о нем?

— Кай!

Я подошел к большухе и наполовину жестами, наполовину словами порасспрашивал ее. Судя по всему, пустых нам подарили, чтобы те выучили бриттский язык, а бритты от них — малахский. Иначе, мол, как нам дружить, если даже поговорить не можем. Тут были пустыхи из пяти крупнейших родов, одна даже из Сине-белых, и нам нужно проследить, чтобы они случайно не померли, а то малахи расстроятся.

— А заодно малахи узнают, как мы слабы, и задумаются, а стоит ли с нами вообще связываться, — буркнул Полузубый.

— Кажется, мы для них уже сделали всё, что нужно. Не удивлюсь, если одна из них на днях помрет, — согласился Альрик.

Я не надеялся, что эти женщины под краской хотя бы миловидны, сам видел недавно, как малахи выглядят, если их отмыть. Хотя вот Эйлид была хороша.

Впрочем, она и сейчас выглядела отлично. Я увидел, как она вышла из одной землянки. Такая же великолепная