Великанов, собственно, убеждал самого себя. Без Оника и ему было грустно. Кажется, только теперь они поняли, каким славным товарищем был их Оник. Горько было думать, что с ним могло что-то стрястись.

Они молча шагали по тропинке, погрузившись в мрачные размышления. Не хватало сил, чтобы продолжать разговор. Лес угнетал их. Куда ведет эта тропинка? Что искали люди, проложившие ее в глухом лесу? Ходили рубить дрова? Или на охоту? А, может, скитались по ней такие же заблудившиеся, голодные беглецы? Или выходили разбойники, скрывавшиеся в этих глухих дебрях, куда не проникали солнечные лучи, где обвалившиеся толстые стволы деревьев, заросшие мохом, напоминали древние могильные камни. В сыром воздухе стояли смешанные запахи плесени, грибов, смолы.

Трудно было сказать, куда их выведет узенькая тропинка, затерявшаяся в дремучей гуще леса. Может быть, и никуда не выведет, и они будут блуждать до тех пор, пока, обессиленные, не упадут, как упали вот эти две могучих ели. Сколько лет стояли они рядом, — эти сказочные красавицы? По утрам верхушки их приветствовали зарю, а по вечерам шептались с далекими звездами. Но пришел день — и они упали, обнявшись, как две сестры, сцепившись сучьями, вытянувшись во весь свой рост на земле. И теперь ни солнце, ни звезды не видят, куда пропали эти величавые ели.

Змейкой вилась тропинка в этом таинственном лесу. Вместе с нею все дальше углублялись в чащу Великанов с Гарником, подавленные, онемевшие. Лесную тишь нарушали только птицы. То дятел долбил где-то ствол старого дуплистого дерева, то посвистывали невидимые синицы.

Молча шагают два беглеца, и каждый новый звук заставляет их останавливаться. Прислушавшись, они снова волочат по тропе усталые ноги…

— Стой! — вдруг сказал негромко Великанов.

Гарник, шедший сзади и от неожиданности налетевший на него, устремил вперед настороженный взгляд.

Перед ними открывалась большая поляна с бревенчатой избушкой посередине, которую осеняли два вековых дуба. Вокруг росли яблони и груши, отяжеленные плодами. Позади шли ряды высоких вишен, тянувшиеся через всю поляну.

Великанов хмурил брови, соображая.

— Что это за дом? — недоумевал Гарник.

— По-моему, дом лесника. Или деревушка начинается, — было видно, что Великанов и обрадован, и обеспокоен.

— Никого, кажется, нет, — проговорил Гарник.

Вокруг царило спокойствие. Отягощенные плодами деревья свидетельствовали о хозяйской заботливой руке. Возможно, брошена избушка, — кому теперь нужен лесник? Сейчас война, люди остерегаются ходить далеко. И немцы вряд ли могли забраться сюда.

Гарник изложил это свое мнение Великанову.

— Ну, нет! — возразил тот. — Надо сначала посмотреть, потом будем говорить. Я бы подошел к окну, но собаки боюсь. Собака сразу всех поставит на ноги. А вдруг, все-таки немцы? Давай-ка подождем, понаблюдаем отсюда. Если кто-то в доме есть, не будет же он все время там сидеть.

Легли за стволом ближнего дуба. Откуда-то прилетела сорока — села на ветку у самого окна, покачалась, пострекотала, и словно не сумев найти равновесия, вспорхнула и исчезла в вишеннике. Издали подала голос иволга. В ее крике беглецам чудилось тревожное предупреждение. Что-то белое шевельнулось в траве около дома. Острый глаз Гарника тотчас обратил на это внимание.

— Посмотри-ка, Ваня. Вон там, у стенки… — Гарник указал пальцем. — Наверное, коза, а может, собака?

Великанов приподнялся, прищурился:

— Все тебе мерещатся собаки. Это кролик!.. Значит, в избушке живут.

— Наверное, дома нет.

Подождали еще немного.

Гарника разбирало нетерпение. Он ерзал на месте, вздыхал, недовольно бормотал.

— Надо посмотреть, есть кто в доме или нет? С такого расстояния только луну изучают! Давай я с тыла подойду, ладно?

И Гарник, сгорбившись, пробежал к избушке, спрятался за яблонями. Как раз в этот момент с противоположной стороны к дому подошел пожилой мужчина. Уже поднявшись на крыльцо, он неожиданно выпрямился, снял с плеча охотничье ружье и стал осматриваться.

Тут Гарник решил покинуть свое укрытие.

— Здравствуй, отец! — сказал он. — Мы заблудились. Куда ведет эта тропинка?

Перед ним стоял старый, но еще крепкий человек. Он был невысок, коренаст, с широким лбом и глубоко сидящими глазами. Лицо его обрамляли густые седые волосы. Волосы торчали даже из ушей и ноздрей.

Казалось, появление Гарника нисколько не удивило старика. Окинув парня беглым проницательным взглядом, он пробурчал:

— Куда ведет? Хм!.. Каждая тропинка куда-нибудь да ведет. Тебе куда надо?

— Я не один, отец. С товарищем.

И Гарник помахал рукой Великанову.

Тот подошел и почтительно поздоровался со стариком. В ответ послышалось невнятное бормотанье.

— Ждать вас не ждал и звать не звал… Но коли уж пришли, так будьте гостями! — старик открыл скрипучую дверь.

Через небольшие сени он провел гостей в комнату. Посередине ее стоял стол, у стены — большая деревянная кровать. Из угла, с потемневшей от времени иконы, сурово смотрел Христос. Рядом висели фотографии, среди них выделялся увеличенный портрет пожилого человека с длинными усами. В углу стояла запыленная швейная машина. На кирпичной печке собрана немытая посуда.

Старик повесил ружье над кроватью и кивнул головой на скамью:

— Садитесь! Вижу — устали…

Он говорил по-украински, они отвечали по-русски. Над этим не задумывались, — и той, и другой стороне скорей хотелось понять, с кем они имеют дело.

— Издалека? — спросил после короткого молчания хозяин.

— Издалека, — ответил Великанов. — В Тернополь пробираемся. Дорогу потеряли…

— Дорогу найти не трудно, она на своем месте, — философским тоном промолвил старик. — Откуда идете?

— Из Львова, — сказал Гарник, видя, что старик упорно смотрит на него и как бы от него ждет ответа.

— Ты — какой же нации, ежели не секрет?

Гарник решил солгать:

— Не разбери-поймешь, я и сам толком не знаю!.. Дед был из львовских армян, бабушка — болгарка, отец женился на русской. В паспорте я русским писался.

— Так!..

— А женат на украинке, — продолжал Гарник, одушевленный удачно складывающейся ложью. — Сын родится — кем его назовешь? Армянином?..

— Бывает, бывает! — согласился старик. — Вот и во мне, к примеру, тоже разная кровь течет. Прадед был из молдаван, — убил человека, убежал в эти края, а здесь на украинке женился. От них наш род и начинается…

Пока старик рассказывал об этом, облик его странно менялся — исчезли морщины на лице, глаза смотрели ласково, даже голос звучал мягче. Но, умолкнув, хозяин снова насупил густые брови и снова посуровел. Казалось, жили в нем два разных человека. Заметивший это, Великанов напряженно прислушивался к звукам, доносившимся из-за двери. Ему показалось, что старик занимает их разговорами, покуда не придут люди.

— Ты один тут живешь? — как бы невзначай спросил он.

— Почему один? — усмехнулся старик. — С деревьями живу. Тридцать шесть