И все же, едва Солмир ступил на лестницу, Нив замотала головой:

– Ни за что. С чего нам…

– Ты не устала, Нивира?

Вопрос застал ее врасплох, но веки у нее действительно налились тяжестью, а руками и ногами шевелить было тем сложнее, чем дольше они тут медлили, словно, остановившись, она позволила изнеможению себя настичь.

– Это имеет значение?

Солмир напряг руки, заставляя лестницу качнуться сильнее. Волосы у него тоже качнулись волной в сером воздухе. Нив понадеялась, что веревки лопнут.

– Ты бодрствуешь намного дольше, чем привыкло твое тело. Нам обоим нужно поспать. – Он сверкнул зубами. – Похоже, впереди нас ждет долгое путешествие, и лично я хотел бы отправиться в него, как следует отдохнув.

Он полез наверх, подтягиваясь на руках, так что мышцы на спине заходили, а татуировка на плече снова проступила сквозь полотно рубашки.

Нив сердито смотрела на него.

– И мы оба должны спать в одной ветхой хижине?

– Ты вольна остаться внизу и спать на земле, если пожелаешь.

– Короли на сраных лошадях, – пробубнила Нив.

Сверху сдавленно фыркнули.

Карабкаться по веревкам в сапогах с чужой ноги и в сорочке оказалось непросто, так что Нив едва дышала, добравшись до помоста. Он тоже казался крепко сколоченным, хотя между некоторыми досками зияли прорехи шириной с подошву.

Дверь на сломанных петлях поддалась с трудом. Нив осторожно шагнула за порог; всепроникающий холод Тенеземья здесь, наверху, был еще заметнее, и она неосознанно закуталась в плащ Солмира плотнее.

Внутри хижины все было таким же изношенным, как и снаружи. Зияющая дыра справа от двери занимала почти всю стену – Солмир как раз толкал туда старый платяной шкаф для защиты комнаты от ветра, двигая плечами так, что Нив обозлилась на себя за внимание к этому.

Когда шкаф встал на нужное место, Солмир выпрямился и отряхнул руки от пыли. Заметив прищуренный взгляд Нив, пожал плечами.

– Не особо поможет от холода, но лучше, чем ничего.

Кроме шкафа в хижине был только сломанный стол, задвинутый к дальней стене, и растрепанный ковер в середине комнаты. В плетении нитей запутались какие-то шипастые клочки, утыканные странным ворсом.

Нив наклонилась и аккуратно тронула один. Перья.

– Этот дом принадлежал любовнику Сокола. Он умер очень давно, немногим позже самого бога. – Солмир опустился на пол возле стены и стал расшнуровывать сапоги. – Любовники Древних, похоже, не способны пережить их надолго.

– В этом вся беда с религией, – отозвалась Нив. – Привязывая смысл своего бытия к божеству, естественным образом приходишь к тому, что твоя собственная жизнь почти ничего не значит.

Солмир вскинул бровь, продолжая возиться с обувью.

– Ты что-то слишком презираешь религию для человека, который узаконил новый священный орден.

– Ты и раньше это знал. – Нив не стала следовать его примеру и пытаться устроиться поудобнее, а неловко застыла рядом с ковром. По-прежнему плотно закутанная в плащ Солмира. – Может, я и старалась изображать благочестие в своем мире, но едва ли обманула тебя.

Его руки замерли; Солмир вскинул на нее взгляд, прищурив синие, сияющие в однотонных сумерках глаза. Нив немедленно захотелось забрать свои слова обратно и запереть их у себя в глотке.

Они помолчали; потом Солмир вернулся к сапогам.

– Остальных ты обманула довольно ловко, если тебя это утешит, – фыркнул он. – Кроме Кири, может быть.

Это было прямо противоположно утешению, но Нив не стала ничего отвечать. Не стала говорить ему, что у нее сводит кишки и ноет в груди от понимания того, что два злодея в ее истории оказались способны прочитать ее лучше всех остальных.

– Раффи мне тоже не верил, – тихо сказала она. Почти защищаясь. Доказывая, что еще кто-то мог смотреть на нее и видеть правду.

Отчасти.

При звуках этого имени Солмир скривил губы, прислонившись затылком к стене.

– Раффи поверил бы всему, что бы ты ему ни сказала. – Он снова фыркнул. – Так ведь работает истинная любовь, да? Мне такое неведомо.

Пальцы Нив сжались в кулаки внутри слишком длинных рукавов его плаща. Истинная любовь. Верно.

Она встряхнула головой, прогоняя мысли о Раффи, о том, что возникло между ними, и обо всех непоправимых поступках, которыми она это разрушила. Нив вздохнула, опустилась на ковер и откинулась на спину, устроив голову прямо на расползающейся ткани и изломанных перьях.

– Удобно? – спросил Солмир.

– Лучше, чем в стеклянном гробу.

Молчание. Она слышала, как Солмир тихо шевельнулся у стены.

– Я бы сказал, что приношу извинения, – произнес он таким же резким голосом, каким говорила она, – но вообще-то это было для того, чтобы уберечь тебя. Я понимаю, что тебе нелегко поверить, будто я могу беспокоиться о твоей безопасности, однако это правда. – Снова повисло молчание, густое в стылом воздухе. – Ты нужна мне, Нивира. К несчастью для нас обоих.

– Не стоило оно того, – ответила Нив, сворачиваясь на боку. Подсунула руки под голову, опустив щеку на грубую ткань плаща, пахнущую хвоей и снегом.

– Что не стоило?

– Беречь меня, – откликнулась она.

Туман. Не только вокруг: ей казалось, будто туман проник внутрь ее, будто она испарилась и сама обернулась дымкой. Ей стало почти спокойно.

Это сон. Похоже, она просто спит.

Нив была не из тех, к кому часто приходили сновидения, и не из тех, кто любил приписывать глубокий смысл чему-либо, порожденному спящим сознанием. Но сейчас она ощущала… нечто иное. Тяжелое. И осознанное.

Она не чувствовала пола под собой, но понимала, что лежит на нем; не чувствовала ткани плаща, прижатой к лицу, но знала, что она есть. Стержни старых перьев кололись сквозь сорочку, а ей казалось, будто они касаются ее через какую-то толстую ткань, ощутимые, но далекие.

И еще она чувствовала магию.

Слабую, совсем не похожую на ту, что она носила в себе прежде, чем Солмир забрал ее своим болезненным, страшным поцелуем; не похожую даже на тот привычный, скользкий и холодный отголосок силы, который она урвала еще на поверхности, каждодневно проливая кровь на страж-древа. И все же она чувствовала дыхание магии где-то под ребрами, глубоко в груди покалывали шипы; словно что-то в ней изменилось навсегда и так, что не могли исправить никакие поцелуи.

Возможно, это была душа.

Туман вокруг медленно рассеивался. И так же медленно таяло ощущение бесплотности, сознание возвращалось к Нив, наливая ее тело тяжестью.