стойте, а буде не годны, мы оставим государство“[107]. Атмосфера насыщалась электричеством: чувствовалась неизбежность грозы. „Все предвидели ясно, — записывает Гордон в своем дневнике под 28 июля, — открытый разрыв, который, вероятно, разрешится величайшим озлоблением“. Пыл и раздражение, — говорит он под 31 июля, — делались беспрестанно больше и больше, и казалось, они должны вскоре разрешиться окончательно».

4 августа сторонниками Петра был сделан шаг, который можно было в противном лагере понять как первый удар. В этот день Петр находился в Измайлове и праздновал именины царицы Евдокии Федоровны. После литургии состоялось вошедшее в обычай угощение думных и ближних людей кубками фряжских питей, а чинов московского дворянства, дьяков и гостей — водкой, а затем поздравлявшие приглашены были к царскому столу. В числе поздравлявших явился в Измайлово и Шакловитый. От Шакловитого, пользуясь его присутствием, потребовали выдачи одного из его клевретов, стрельца Стрижева, наиболее усердно подбивавшего других против младшего царя. Шакловитый отказался было его выдать и был арестован в Измайлове, но, впрочем, вскоре же и отпущен. Напряженное озлобление, о котором говорил Гордон, дошло до высшей точки. 6 августа, читаем в его дневнике, «ходили слухи, которые страшно передавать». Обе враждующих стороны как бы стали в позы обороняющихся, каждая готова была ожидать нападения и видеть начало этого нападения в любом движении противника. Катастрофа разразилась в ночь с 7 на 8 августа. 7 августа в Москве нашли подметное письмо, в котором объявлялось, что в ночь на 8-е придут из Преображенского потешные побить царя Ивана и всех его сестер. Были приняты меры предосторожности, Кремль был заперт; туда пропускали только известных лиц. В Кремль вызван был на ночь сильный отряд стрельцов в 100 человек. Другому отряду, в 300 человек, велено было стоять наготове на Лубянке. Среди стрельцов различно объяснялась причина их вызова: одни говорили, что они вызваны для того, чтобы ранним утром сопровождать царевну в Донской монастырь; другие — что им придется «постращать в Преображенском», третьи — что, наоборот, оборонять Кремль от ожидаемого нападения потешных конюхов, которые придут из Преображенского. Носились самые противоречивые слухи. Среди стрельцов самого преданного, казалось бы, Софье Стремянного полка образовалась группа из семи человек, преданных Петру, во главе с пятисотенным Ларионом Елизарьевым, которые с тревогой следили за приготовлениями этой ночи и видели в этих приготовлениях замысел напасть на Преображенское. Ожидание достигло того напряженного состояния, при котором малейший шорох может показаться раскатами грома. Вдруг ночью в Кремль въехал прискакавший зачем-то из Преображенского спальник Петра Плещеев со своим человеком и двумя потешными. Его почему-то пропустили через Никольские ворота, но затем стащили с лошади, задержали вместе с его спутниками и повели на допрос к Шакловитому. Вызванная этим происшествием тревога показалась группе преданных Петру стрельцов критическим моментом. Двое из них, Мельнов и Ладогин, помчались в Преображенское, чтобы известить Петра о грозящей опасности. Царя разбудили. В одной сорочке, босой, он вскочил на коня (одежда была ему принесена в соседнюю рощу), а затем помчался к Троице, куда и прискакал утром 8 августа. Измученный этой скачкой, он, войдя в келью, бросился на постель и в слезах рассказал прибежавшему архимандриту Викентию о грозившей опасности. В тот же день приехала в монастырь царица Наталья Кирилловна, пришли потешные и стрельцы стоявшего в Преображенском Сухарева полка.

Между тем в Кремлевском дворце долго ничего не знали о происшедшем в Преображенском. Ночь с 7 на 8 августа после ареста Плещеева прошла спокойно. За два часа до света царевна Софья в сопровождении Шакловитого и ночевавшего в Кремле стрелецкого отряда пошла на богомолье, но не в Донской монастырь, а в Казанский собор. Вернувшись из собора, она приказала распустить стрельцов по их слободам. Тогда только получено было известие о бегстве Петра к Троице. В Москве были поражены этим событием, но во дворце сделали вид, что не придают этому значения. «Вольно ему, взбесяся, бегать», — тоном равнодушного человека заметил Шакловитый в ответ на донесение о событии. Однако нетрудно себе представить, что царевна переживала нелегкие минуты. Она не могла не чувствовать, что почва уходит из-под ее ног. Война, скрываемая до сих пор, теперь была объявлена открыто. Петр открыто занял положение обороняющегося человека, спасающегося от злого умысла — это могло привлечь к нему сочувствие общества. Притом он укрылся под сенью монастыря преподобного Сергия, за теми самыми стенами, за которыми нашла себе защиту и Софья осенью 1682 г.

Проследим далее перипетии борьбы между братом и сестрой, продолжавшейся месяц. Всеми делами у Троицы руководил князь Б. А. Голицын, нанося оттуда царевне удар за ударом. 9 августа от имени Петра был отправлен запрос старшему государю и царевне о причинах необычного скопления стрельцов в Кремле в ночь с 7 на 8 августа. Софья принуждена была в ответ оправдываться, ссылаясь на свое намерение идти в Донской монастырь, и, таким образом, она была поставлена в положение обвиняемой. 10 августа царь потребовал к себе полковника Стремянного стрелецкого полка Ивана Цыклера и с ним 50 человек стрельцов этого же полка. Есть известие (дневник Гордона), что Цыклер сам тайно просил Петра вызвать его в монастырь, обещая ему многое раскрыть. Цыклер со времени майского мятежа 1682 г. был одним из преданнейших Софье людей. Царевна могла скорее опасаться за его участь, чем подозревать с его стороны измену, и отпустила его. Вслед за ним 13 августа был отправлен к Троице боярин Иван Борисович Троекуров с поручением уговорить Петра вернуться в Москву; поездка его была безрезультатна. 14 августа были посланы от Троицы указы к 18 стрелецким полковникам, кроме Цыклера и Сухарева, находившихся уже в монастыре, с приказанием явиться к 18 августа самим и привести с собой от каждого полка пятисотенного, сотенных, пятидесятников, десятников да по 10 человек рядовых. Такие же грамоты были разосланы, кроме полковников, и в самые полки с обращением к стрелецким урядникам и к самим стрельцам. Два солдатских полка — Захаров и Гордонов — получили подобные же предписания. Указы о том же были посланы к князьям Василию Васильевичу и его сыну Алексею Васильевичу Голицыным, как стоявшим во главе Ино-земского приказа, управлявшего солдатскими полками, и к Шакловитому, как начальнику Стрелецкого приказа. Грамоты эти были получены в Москве 16 августа. С исполнением требования Петра Софья осталась бы совсем без вооруженной силы.

Она приказала пригласить полковников во дворец и объявила им, чтобы к Троице не ходили и в распрю ее с братом не вмешивались, пригрозив головой за ослушание. Полковники повиновались царевне. Не исполнили предписания Петра и