Сам Василий откладывал выезд в Германию. Надо было доделать кое-какие дела, чтобы потом нормально жить в чужой стране. Что ему много раздумывать – ни детей, ни плетей, он вольный казак. Даже не верилось, что каких-то полгода назад он не спал ночи, думая, что импотент. Смотреть не мог на женщин; злая всё-таки бывшая жёнушка, могла бы сходить вместе с ним в больницу, а себе грудь увеличить.

Теперь он был спокоен. Каждое воскресенье продолжал ходить в синагогу, слушал раввина, и ему казалось, что у него открываются глаза: менялось отношение к деньгам, к семье, к детям, к дочери, оставшейся с бывшей женой. И если когда-нибудь у него родится ребёнок, он будет с ним вести беседы, не оставлять ни на минуту, вообще, построит счастливую семью.

Сейчас надо работать. Переселенцы ехали в Германию табунами. Многочисленные семьи и родственники висели у Василия на шее в буквальном смысле, как гроздья винограда на крепкой лозе. Густав велел ему оставаться в Москве до середины декабря. Василий купил билет до Дюссельдорфа на двадцать первое число, потому что в посольстве наступали рождественские каникулы. Пришлось дать стоп-сигнал тем, кто уже сидел на чемоданах. Прошло полтора года, как он работал в Москве по схеме, разрисованной Густавом, он всё просчитал верно, только в цифрах ошибся: похоже, что число переселенцев не два миллиона, а три.

За беготней незаметно подошло время отъезда в Германию. Все рождественские каникулы, а возможно, и остаток своих дней он проведёт там. Начнёт заново. Он очень волновался перед встречей с другом и неизвестностью.

Густав увидел высокую фигуру друга, немного прихрамывающего на одну ногу. Рыжая шевелюра выделялась в толпе, Василий неуверенно оглядывался по сторонам, пытаясь найти знакомое лицо.

– Я здесь, – помахал Густав другу.

– Старик! – выкрикнул Василий.

– И ты не помолодел, – слукавил Густав. Они не виделись два года. Василий выглядел отлично: не потолстел, в отличие от него, смотрелся свежим и не измученным, как прежде. Улыбка играла на губах Василия, лукавая и задорная.

– Помнишь, как мы с тобой горланили песни, когда катались из одной республики в другую? – засмеялся Василий с таким видом, как будто сейчас начнёт петь во всё горло.

– Конечно, помню. Гитару с собой прихватил, а за все время, как переехал в Германию, не дотронулся до струн, – вздохнул Густав. – Времени не хватает на всю работу, да и петь особого желания нет.

В это время недалеко остановилась незнакомая девушка и пристально посмотрела на них.

– Простите, я услышала русскую речь. Вы из Казахстана? – обратилась она именно к Густаву.

– Да.

– Очень приятно. Я – Роза.

Это было время, когда русская речь ещё была редкой в Германии, почти невозможной. Они познакомились, стали разговаривать на тему, которая интересовала всех: откуда и как переехали сюда. Роза рассказала, что её семья – верующая. Из-за этого они переехали в Германию.

– Мы бежали, – сказала она прямо.

– Разве такое возможно? – удивился Густав. – Мы с вами были соседями в Казахстане, и я никогда не слышал об этом. Откуда вообще взялись христиане в тех краях?

– Предки были протестантами, сбежали в Россию. Потом нам пришлось бежать из России в Германию, – развела руками девушка.

Василий возмутился, не дослушав Розу:

– Как землякам можно разговаривать стоя? Пойдёмте в кафе, посидим. Густав, мы же можем посидеть с красивой девушкой?

– Надо, – ответил Густав. Он хотел узнать ещё одну официальную возможность эмиграции в Германию. И не мог подумать о том, что это была встреча, которая внесёт много изменений в судьбу его семьи.

Глава 12. История Розы Ган

Мужчины внимательно слушали историю, неправдоподобную и страшную.

Семья Ган переехала в Германию из Советского Союза в годы холодной войны, намного раньше Густава, когда до «железного занавеса» не смели прикасаться.

Их история началась с предков-протестантов, ставших «беглецами веры». Они бежали в Россию после известного манифеста Екатерины Второй. Им не нужны были льготы, обещанные императрицей: хотели сохранить свою протестантскую веру, молиться и приучать детей к религии.

Как они попали в Казахстан? Потомков «беглецов веры» депортировали в годы войны с фашистской Германией в казахские степи, как и многих других немцев. К своей национальности у них была ещё одна отметина – они были верующими, к которым в советские времена относились сурово.

Всё было спокойно, пока сосед не написал кляузу на семью Ган в райком партии. Он сообщал, что «вредные элементы общества – баптисты – по субботам устраивают сборища в их селе. Главный среди них Яков Ган. Подозрительные личности молятся, растлевают детей и окружающих». Гром грянул немедленно: Розу вызвали к директору школы и стали спрашивать, чем занимаются по субботам её родители.

– Пьют чай с пряниками, – ответила честно Роза.

– Ты смеёшься над нами, сейчас мы к твоим пряникам кнут подберём!

Роза сжалась и не знала, что ответить. Директор школы и завуч задавали вопросы, записывали что-то в тетради, требовали назвать имена и фамилии, сколько человек и откуда они приезжают, молятся они Богу или нет, есть ли у них дети и в какой школе учатся. Она не ответила ни на один вопрос, потому что не знала ничего. Пожимала плечами и молчала.

Дома она расплакалась:

– Меня сегодня вызывали к директору. Сказали, что вы занимаетесь нехорошими делами. Вообще в школу ходить не буду.

– Ты сама видишь каждую субботу, что ничего плохого мы не делаем, пьём чай с пряниками и беседуем о жизни, – растерянно ответила мать.

Сосед злорадно поглядывал на них:

– Мало вам одной войны, сколько душ погубили и сейчас тут песни свои на немецком распеваете, войны захотели, получите гранату, фашисты недобитые.

– Глупый ты человек и злой, – ответил ему отец Розы.

Сосед, может быть, и был глупым человеком, но жизнь стала невыносимой. Классная руководительница отсадила Розу на заднюю парту и делала вид, что там пустое место. И дома было не лучше. Жизнь, простая как дважды два: помолился, поел и поспал, душила её. По ночам сон убегал и оставлял ей дикую тоску от несуразных лебедей на ковре, от огромных пуховых подушек, в которых она задыхалась. Ей редко снились светлые сны. Во сне она была окружена темнотой, вырывалась и взлетала вверх, откуда, раскинув руки, стремительно падала вниз и просыпалась в поту от страха, не понимая, где находится сейчас. Сердце ухало будто у перепёлки, попавшейся в силки, расставленные умелым охотником. Роза видела