Я аккуратно обнял её и убаюкивающе начал гладить. Постепенно девушка утихала, её всё ещё трясло, и она изредка всхлипывала мне в грудь. Я продолжал её гладить и думал о чём-то своём.

В какой-то момент она подняла на меня свои заплаканные, напуганные, но живые глаза.

— Спасибо, — произнесла она, и я посмотрел на неё. — Спасибо, что убил их всех, — сказала она и поцеловала меня.

Давно у меня такого не было. Наверное, это не очень правильно в подобный момент, но её поцелуй затянулся минут на сорок.

Глава 5. Коля

Один вопрос мучил меня, когда я стоял на дороге и смотрел в сторону Янтаря: «И какого хрена, господа? Где этот чёртов курьер?»

По пути сюда никаких проблем не возникло, никаких происшествий не приключилось: послушал во дворе своего дома, как ребята играют на гитаре, встретил под их музыку кровавый рассвет, покурил да отправился в дорогу. На джипе проскочил Тёмный кордон, недалеко от фермы припрятал свой транспорт и отправился дальше пешочком. На ферме повстречал трёх одиночек, вместе с ними позавтракал, немного пообщался. Хотя, скорее это они пообщались со мной: рассказали, что двигают с Кордона из деревни на завод в поисках артефактов, предложили пойти с ними. А я не сказал ни слова. Потом они тоже играли на гитаре, любят всё-таки сталкеры с утра да ближе к ночи у костра посидеть, выпить чего-нибудь и за душевной беседой послушать на заднем фоне бренчание шестиструнной.

На Свалке стая слепых псов хотела поохотиться на меня, но подарила мне три своих хвоста. Разумеется, срезал я их с трупов: торговцам может понадобиться. А когда на Янтарь путь будет свободным, вообще проблем со сбытом не будет: учёные вообще втридорога скупают подобный хлам. Копыта мутировавших кабанов, хвосты псов, останки кровососов, лапки снорков. Зачем это всё учёным — понятия не имею, но деньги они хорошие платят, поэтому некоторые сталкеры в аномалии не суются и промышляют охотничьим ремеслом: шкура, конечности — учёным; мясо, если свежее — по барам.

Я в своё время тоже много чем позанимался благодаря одному одарённому парню. Он никогда не давал мне скучать со своими безумными идеями. Старина Билли Вуд, которого в Зоне стали величать Хейвуд… Давненько я его не видел. С тех пор, как он ушёл на север. Его всегда привлекал лагерь Янов, мне кажется, там он и пустил корни, если только человек, подобный ему, способен на такое. Вечно у него в заднем проходе кто-то раскалённой кочергой елозит, что ему на месте не усидеть. Эх, братишка, Зона даст — свидимся с тобой.

В Бар к Ликомеду и его любимому работнику года Марли мне не было необходимости идти, да и Дикую территорию я старался обойти всеми возможными путями, поэтому двинулся по дороге на Агропром. Я ещё не успел покинуть территорию Свалки, как обнаружил, что следую аккурат по следам вчерашнего гона.

Мой ПДА отрапортовал, что рядом со мной находятся семнадцать погибших искателей счастья. Давно я не был на таких кладбищах: и одиночки, и бандиты, и ребята из ХХ-35 и множество подстреленных ими мутантов. Я практически шёл по трупам и боялся вообразить, что пережили парни, оказавшиеся здесь.

Народу много — возможно, здесь был блокпост, и из-за него завязался бой, выстрелы привлекли гон, и мутанты смели всех на своём пути, а, может, всех застал врасплох вчерашний выброс.

Гадать можно очень долго, результат один: мертвы все. Я проверил содержимое карманов у тех трупов, которые хотя бы внешне были целы, а не стали для кого-то сегодняшним ночным ужином, и пошёл дальше.

До научно-исследовательского института и до фабрики доходить я ни в коем случае не собирался и в удобном, как мне подсказало моё чутьё, месте свернул по направлению к дороге, соединяющей Янтарь и Дикую территорию.

Не торопясь, по несколько раз проверяя опасные участки пути, я дошёл до места к началу одиннадцатого и уже минут пятнадцать стоял, курил, ощущая неприятные жуткие мурашки, разбегающиеся по моей спине. Я чувствовал, с какой ненавистью Дикая территория смотрит на мою спину, и ощущал, что в любой момент мне между лопаток может вонзиться раскалённый кусочек металла. Нетипичное для меня состояние тревоги заставляло волноваться и крепко сжимать винтовку в руках, а курьер всё не появлялся на горизонте.

Я чувствовал реальную опасность, но не понимал, из-за чего. То ли ветер несёт мне запах присутствия чужого, то ли Зона слишком уж стихла и перестала петь мне свою адскую песню смерти. Что-то изменилось, и это заставляло мои внутренности напрячься и затаить дыхание.

Сигарета выпала из моих рук, и винтовка взмыла в полной боеготовности. Через оптический прицел своей ВСС я видел, как совсем недалеко от меня мясорубка подняла человека в военной форме. Странно, что мой ПДА не реагирует на присутствие чужих. Через секунду после этого со всех сторон повыскакивали из своих укрытий военные и начали целиться в меня из своих орудий. Говорили ребята только на английском языке.

— Брось оружие! Что с ним происходит? — Боже, как я ненавижу этот акцент. Я сразу понял, что они из отряда Дельта. Их было десять человек, и ещё один взмывал с криками в небо.

— Ему крышка, — ответил я, но оружие не убрал, понимая, что тогда мне точно конец. Хотя я и так подозревал, что я не жилец на этом свете. Больше десятка профессионалов, прошедших специальную подготовку, а я совершенно один, и помощи ждать неоткуда.

— Джеймс! — Кричал кто-то, кого я не видел, со стороны мясорубки, откуда доносились и крики будущего мертвеца.

— Брось оружие! — Повторил командир отряда. Я машинально сделал шаг назад, но никаких резких движений.

Чёрт, а ведь было время, когда я, будучи бойцом SAS, рука об руку бился с ребятами из Delta Force. В рамках операции «Несокрушимая свобода» боевые действия в Афганистане 2005–2006 годах, потом меня отправили на Иракскую войну, где я пробыл 2006–2007 года и тоже воевал вместе с американцами. Помню, как пил вместе с ними, когда Саддама повесили, и как один из парней лежал в гамаке с банкой ледяного пива и, издеваясь, цитировал бывшего лидера Ирака: «Любимый народ. Избавься от ненависти, сбрось одежды злобы и кинь её в океан ненависти. Бог спасёт вас, и вы начнёте новую жизнь с чистого листа, обладая чистым сердцем».

Наверное, видения, о которых все говорят,