Она ясно понимала, что ей придется прыгнуть, и что Зак должен ее поймать.

Их взгляды встретились. Зак протянул к ней руки. Ему пришлось заставить себя остановить дрожь в них.

А если он уронит ее?

Его взгляд метнулся к трещине в крыше. Внутри больницы стоял дым. Если Габс упадет туда, она будет мертва. Иначе никак.

Его тревога, должно быть, отразилась на его лице, потому что в этот момент Габс успокаивающе улыбнулась ему и подмигнула.

— Я доверяю тебе, милый, — сказала она, перекрикивая оглушительный шум вокруг них.

А потом прыгнула.

Как будто ее прыжок был сигналом. Из центра здания раздался ужасный грохот, конструкция, наконец, полностью разрушилась. Зак почувствовал, как правая рука Габс схватила его за запястье, и сжал свою руку вокруг ее. Он почувствовал, как дополнительный вес натянул веревку. Габс болталась над рушащимся зданием, он левой рукой активировал радиомаяк. Он ярко вспыхнул в облаке пыли, которое внезапно стало вдвое плотнее. Мгновенно они начали подниматься.

Когда они вышли из дыма, Зак сосредоточился на том, чтобы удержать свою наставницу. Но когда вертолет унес их от места взрыва к сверкающим голубым водам Темзы, он не мог не смотреть на останки больницы. Тридцать минут назад это был сверкающий, сияющий блок из стекла, такой же прочный, как и любое другое здание вокруг него. Теперь это была масса щебня, окруженная клубами дыма.

Последняя сцена разрушений, нанесенных террористом, мотивы которого были так же неизвестны, как и его личность.

Террористом, которого они не могли найти и у которого, несомненно, было больше пиротехники в рукаве.

11

НЕПРИЯТНОЕ ПОРУЧЕНИЕ

В маленькой квартире на верхнем этаже башни в западном Лондоне мужчина смотрел новости.

Кроме деревянного стула, на котором он сидел, мебели в этой квартире не было. Просто коробки. Ящики и коробки, хранящиеся здесь годами. В этих ящиках было достаточно взрывчатки, чтобы разрушить не только эту башню, но и три других рядом. Однако он не стал бы разрушать многоквартирные дома своим арсеналом. Он гонялся за более крупной добычей.

Когда он смотрел репортажи с южного берега Темзы в прямом эфире, на его лице не было и намека на эмоции. Но это не значило, что он ничего не чувствовал. Наоборот. Он был зол. Больше, чем за много лет, его гнев подпитывался закипающей обидой, поскольку он обнаружил, что наконец-то получил шанс сделать то, что он хотел сделать так долго. Но разрушения здания было недостаточно. Ему нужны были жизни для максимального воздействия. Вот почему он с чем-то вроде удовлетворения смотрел новости о своем маленьком сюрпризе на станции метро Пимлико. Он не оплакивал мертвых. Скоро о них забудут. Так всегда было. А его кампания ужаса навсегда останется в памяти людей.

Его удивляло, что его код мог заметить кто угодно, кроме одного человека, уже участвовавшего в его игре. Но, обнаружив дом Мастера Головоломки — какое нелепое имя — он понял, что они его раскрыли. И теперь, когда он смотрел телевизор, было очевидно одно: устройство в больнице было обнаружено.

Он взглянул на свои колени. Планшет показывал карту района Саут-Бэнк. Маленькая красная точка вспыхнула там, где раньше была больница. Это означало, что автомобиль, за которым он следил, — тот, на который он надевал устройство слежения, — был на месте.

Означало ли это, что его код, столь тщательно составленный, был взломан? Похоже, что так. Он планировал, что у Лондона будет один день, чтобы выдохнуть, еще один день в страхе и ужасе. Таким образом, воздействие его третьего устройства будет еще больше. И он знал, что третий кроссворд был загружен и готов к отправке в газету с его ноутбука. На самом деле, передача ему этого кроссворда была одним из последних действий в жизни Мастера Головоломок, и он улыбнулся, вспомнив ужас мужчины, который достал веревку, которая должна была стать концом. Но теперь он не мог рискнуть отправить его. Ему придется воспользоваться запасным планом, чтобы послать сообщение. Обидно, но ничего не поделаешь.

Ему нужно было еще кое-что сделать. Что-то важное. Этим утром он видел, как три фигуры вошли в дом Мастера Головоломки, и знал, что это мухи в его бочке меда.

«С мухами можно сделать только одно», — подумал он, вставая и выключая телевизор.

Прихлопнуть.

* * *

Вертолет принес Зака ​​и Габс с Руби и ее матерью на вертолетную площадку наверху офисного блока в полумиле вниз по реке. Как только Габс и Зак встали на землю, летный экипаж, который явно не знал, что делать с этим странным дуэтом, только что столь зрелищно рискнувшим жизнями, захотел перевезти их в Нортхолт. Габс наотрез отказалась возвращаться в вертолет. Она сделала один звонок с мобильного. Через несколько минут летный экипаж получил указание доставить Руби и ее мать в другую больницу, а остальных пассажиров оставить там, где они находились. Они оставили Габс и Зака ​​и улетели.

Было странно выходить, грязными и пропитанными потом, на улицу, будто с ними ничего не случилось. Несмотря на то, что они выглядели ужасно, никто даже не взглянул на них. Сообщение о бомбе было во всех новостях, и облако пыли было видно в июньском небе. Дороги были заполнены движением, лобовые стекла машин были в грязи от дыма. Пешеходы либо возбужденно разговаривали небольшими группами, кашляя, либо быстро шли с опущенной головой. Зак заметил, что несколько владельцев магазинов закрывали витрины своих магазинов, явно решив не открывать их после того, что произошло.

Некоторое время они стояли, глядя на хаос на улице. А затем Габс взяла Зака ​​за плечи и обняла его.

— Спасибо, милый, — прошептала она.

— Ты бы сделала то же самое для меня, — ответил он, слегка смущенный ее внезапной демонстрацией тепла. И это было правдой. Она бы сделала.

В квартире в Найтсбридж их встретили Майкл и Раф, тихо выслушали, как Габс объяснила, что произошло. Они привели себя в порядок — Зак обнаружил на теле синяки и царапины, о которых не знал, но в остальном он не пострадал — а потом он попытался поспать.

Он проспал лишь пару часов. Во сне были повесившиеся мужчины и гудящие мухи, тени с пистолетами, порой пули оттуда попадали в головы людей, маленькие девочки в белых защитных костюмах, рушащиеся здания в облаках дыма. Он проснулся, ощущая себя хуже, а