Мне кажется, абсолютно правильную тему Саша начинает. Мы начинаем с разбора каких-то дрязг. Конечно, людям нечем платить. Но должно быть вливание молодой крови. А то есть такое ощущение, что мы сидим здесь чуть обиженные друг на друга. Мы разбираем только, как нам выжить. А это неправильно. Мы найдем, где отпраздновать юбилей. Мы попросим театры. Молодые должны знать, что они могут сюда прийти, у них может быть здесь расписание. В конце концов, устраивать фестиваль «Дом актера». Не юбилей, а фестиваль театральный! Может быть, об этом сейчас поговорить? И это очень серьезный разговор. Кто вам это письмо передал, все знают. Все знают, что здесь творится. И знают, какие тут проблемы. Здесь столько уже глаз, и мы знаем, что это за глаза. Отнимут и будут правы. Потому что у нас денег не платят, сокращают.

Этуш: Это очень тенденциозная речь.

Золотовицкий: Безусловно. Я не отказываюсь от этого.

Этуш: Не имеющая достаточных оснований.

Золотовицкий: Может быть… Но обратно собираться… Слава богу, у нас здесь кворум. Опять обсуждать, как нам свести концы с концами?

Этуш: Минуточку, вы не уловили.

Золотовицкий: Мы сейчас начнем снова в тональности, кто прав, а кто виноват.

Этуш: А вы хотите, чтобы только вы были правы?

Золотовицкий: Нет. Я подхватываю дискуссию. Которая должна сейчас здесь быть, а не отчет о проделанной работе. Мы знаем, чем он закончится. Что все хорошо, а мне не все хорошо. И атмосфера здесь нехорошая. И с людьми разговаривают здесь нехорошо. А от этого у нас и токая тональность. На другой уровень переведем все существование этого Дома.

Этуш: Простите, а кто это нехорошо разговаривает?

Золотовицкий: Руководство с сотрудниками.

Этуш: Вы хотите сказать, что это я? Скажите! Ведь нельзя вот так огульно говорить.

Золотовицкий: Мы не будем сейчас персонифицировать, кто кому нагрубил.

Ульянова: Вы имеете в виду ту историю с Люсей…

Золотовицкий: И с Люсей, и… Я еще раз хочу сказать, что я не хотел про это, я хочу совсем про другое.

Табаков: Сколько времени тому назад умерла Маргоша?

Золотовицкий: Два года будет.

Максакова: Три будет.

Табаков: Извините, я постараюсь на уровне своей компетентности. Когда, царствие небесное ему, Олег Николаевич Ефремов умер, то театр существовал в определенном трудном организационно-финансовом положении. Зал был 41 %, максимальная заработная плата была до 7900 рублей. Прошло два года. И ситуация довольно серьезно поменялась. Я уже не говорю про день сегодняшний. Значит, достаточно времени прошло, как мне кажется, жизни без Маргариты Александровны для того, чтобы изменить ход событий. Не меняется… Не хочу никак квалифицировать, не хочу ни на кого вешать. Но как говорят, так больше не будет. Если мы уже собрались, если мы хотим смотреть в глаза людям, которые нам доверили вот это долженствование. Так нельзя. Это означает, что руководство этого дома должно уйти, и вместо этого должно прийти новое руководство, которое попытается в следующие два года резко изменить ситуацию. Вот и все, это я, так сказать, на основе своего маленького организационного опыта. Третьего не дано.

Васильев: Все правда, о чем здесь сказали. И про атмосферу, которая здесь. Мы же знаем. Нам про все про это сообщается. И советуются люди, которые понимают, болеют за этот Дом. Мне тоже кажется, что должна быть энергия сегодняшнего дня. Потому что такое богатство, за которое мы все с вами боролись, его, так сказать, упустить… А это может быть в сегодняшней ситуации. Поэтому я поддерживаю.

Золотовицкий: Я еще раз подчеркиваю – дело не в конфликтах. А дело в том, что ситуация ухудшается. Значит, мы должны это поменять. Вы говорите, с финансами плохо, спонсоров не найти, помещения не сдать. Творческая жизнь, не вечера, а творческая – минимальна.

Этуш: А что вы считаете творческой жизнью?

Золотовицкий: Творческая жизнь? Дом актера открыл режиссера Сидорова! Есть такой? В Доме актера происходит такое, что вы никогда такого не видели… Я могу сказать – это было здесь. Не удачные, удачные спектакли.

Этуш: Уважаемые товарищи! Вы никак не можете оценить по существу. Да, много недостатков, они есть, но эти недостатки не точно внутри Дома, эти недостатки существуют вообще на улице. Другая обстановка, другая ситуация. По памятному мне заседанию Правления, когда вы все говорили о концепции, ни один из вас, говоривший о концепции, не видел ни одного вечера. Говорили на основании слухов, которые до вас доходят. Сейчас это тоже слухи.

Золотовицкий: Ну мы же не говорим, что вечера плохие. Дом актера не должен быть для вечеров. Тут должна идти творческая работа. Современный культурный центр. Вечера останутся.

Жигалкин: Мне кажется, надо прекратить говорить, как было хорошо.

Этуш: Вы хотите, чтобы это был бы совсем другой Дом?

Золотовицкий: Другой!

Жигалкин: Для актеров, которые могли бы вести здесь насыщенную творческую жизнь.

Этуш: Но вы, по-моему, это делаете.

Жигалкин: Я один из тех, кто здесь вырос. Я фанат этого Дома. Фанат того, что делала Маргоша.

Ульянова: Саша, а что мешает, с вашей точки зрения?

Золотовицкий: Мешает то, что не способствует ничего этому. Нет возможности здесь. Атмосфера мешает. Все взаимосвязано. Если у вас не хватает дома денег, у вас атмосфера в доме плохая. Ну и здесь плохо.

Ширвиндт: Я, как и Саша, только в два раза больше, чем он, прожил в этом Доме. И, конечно, вот так сидеть здесь… Нехороший итог мой пребывания в Доме актера с 1956 года. Мы сейчас будем говорить, Володя будет на нас кричать… Это бессмысленно. Я сегодня говорю: Кадыров и Басков – срез российского существования. Кадыров начальник страны, все боятся его. Поэтому что надо делать? Олег Павлович прав. Нужно в этом Доме создать, как у Кадырова, совет старейшин в папахах около мечети во главе с Владимиром Абрамовичем. Мы втроем, впятером, вдесятером рядом посидим. Среднее поколение уже должно брать правление этого Дома в свои руки. Это не просто так делается. Нужна программа, ночи, муки, крики, водка, танцы – то, что когда-то было в 1964 году, а не отчеты, аудиты. В чем здесь наше клубное существование? Поэтому я думаю, что нужно дифференцироваться и просто молодым