— Хорошо, — сказал седой, — тогда иди ко мне на постой. С котом.

— Семейных представлений не даю, — вежливо ответила Хелен. Тревога усилилась.

За их цирковую карьеру Мая воровали дважды, и Хелен оба раза чуть с ума не сошла: вернуться-то он непременно вернётся, и отыщет её в условленном месте, да только это ж ещё удрать надобно! А ну как не получится?

— Не нужны мне твои представления, циркачка, — сказал мужчина, и девушка вдруг увидела, что он не насуплен и зол, а напуган. И куда больше, чем она.

— Мне твой кот нужен, — продолжал седой, — чтоб у меня в доме ночевал.

— Невозможно, — отрезала Хелен. Выдернула из его рук юбку и ушла.

Позже, уже лёжа в кровати, она рассеянно поглаживала спящего кота и думала о судьбе — впервые за много месяцев, если не лет.

«Я не верю в судьбу» — сказала она ему тогда, при расставании. Голос подводил, дрожал и срывался.

«Это неважно, Хелена», — ответил он, —

«Важно то, что она в тебя верит».

Потом он наклонился, потрепал по голове Мая, и ушёл. Май и Хелен стояли, прижавшись друг к другу, одинокие, бесконечно одинокие. У неё до сих пор болезненно сжималась сердце, когда она вспоминала тот день.

Когда Хелен заснула, ей приснилась пустыня.

Утром отправились на прогулку: Хелен с котом, и Петер для охраны. У девушки было неспокойно на душе после вчерашнего, но работа есть работа: от успеха утренней прогулки зависело количество почтенной публики на вечернем представлении. Май вышагивал перед Хелен, на задних лапах, в галстуке-бабочке и кукольном цилиндре. Вокруг мало-помалу собиралась толпа: большей частью дети, но и взрослых было довольно.

Хелен засыпали вопросами: что он любит есть, сколько ему лет, умеет ли он ходить по канату. Программки и приглашения разошлись в десять минут, девушка вручала последние, когда из толпы раздался голосок:

— А мышей он ловит?

— Все кошки ловят, — сказала Хелен удивлённо, — для этого не нужно быть цирковым котом.

На несколько секунд, в воздухе повисла пауза — непонятная ей. И уже другой голос спросил:

— А крыс?

— Конечно, крыс тоже, — кивнула девушка. Дети смотрели на Мая во все глаза, взрослые перешёптывались. Хелен поймала недоумённый взгляд Петера и пожала плечами: она тоже не могла понять, почему способности кота к ловле мышей заинтересовали публику больше, чем его способности к танцам и чтению. И её это встревожило.

…что-то было не так. Что-то было не так, и Хелен кружила по городу, посадив Мая в корзинку, тянула за руку Петера. Солнце над крышами. Чисто вымытая мостовая. Распахнутые, приглашающие двери лавок. Люди, хорошо одетые, улыбающиеся. И всё-таки, всё-таки…

Ни одной кошки на улицах. Ни одной бродячей собаки. Изредка она ловила взгляд сонных кошачьих глаз, прятавшихся за оконными стёклами, а из-за заборов раздавался то заливистый, то басовитый лай.

Но на улицах не мелькало ни одной пушистой морды.

«Не может быть» — металось в голове. — «Не может, нет. Я не верю в судьбу».

Та, в которую не верили, должно быть, улыбалась в этот момент — и Хелен оставалось лишь надеяться, что в этой улыбке нашлось место капле сочувствия к непутёвой циркачке.

***

Их будил холод. Задолго до рассвета двое мужчин и женщина просыпались, дрожа, и лежали без сна, под медленно светлеющим небом, прижимались как можно ближе друг к другу, пытаясь сберечь остатки тепла. Как только в сером предутреннем свете становилось возможным разглядеть тропу, они вставали, брали девочку и кота на руки, и пускались в путь. Потом всходило солнце, первые лучи падали на песок, и пустыня вспыхивала радужным сиянием, приветствуя новый день. На полчаса, не больше, становилось легко дышать, легко идти. Потом солнце поднималось выше, и воздух перед глазами начинал дрожать и струиться. Жара наваливалась тяжёлым грузом, в горло набивалась пыль, в голове нарастал звон, и каждый шаг приходилось делать через силу.

Если Хелен оступалась, её поддерживал один из мужчин. Если начинала спотыкаться, у неё забирали тяжёлую корзину с котом, и девушка шла дальше налегке. Она плакала бы от усталости, если бы могла себе позволить напрасно терять драгоценные капли воды.

С каждым шагом они сокращали расстояние между собой и той тварью, за которой гнались.

***

Вечером, перед представлением, к Хелен снова подходили с предложениями продать кота. Трижды. И, как она узнала потом, ещё шесть человек спрашивали её днём. Деньги сулили сумасшедшие, но весь цирк знал: Май не продаётся. Ни за что и ни на каких условиях.

— Мы уезжаем, — сказал Пауль, хозяин цирка. — Хватит с нас этого города, сегодня — последнее представление, и собираемся. Что-то тут нечисто.

Нюх у него был получше, чем у Мая, это точно. Хелен облегчённо склонила голову: может, обойдётся. Может, всё это ей чудится. Просто совпадение.

…А выступление имело шумный успех. Кажется, весь город собрался на площади. Хлопали жонглёрам, акробатам, фокуснику. Щедро кидали монетки, только успевай подбирать. Мая и Хелен не отпускали со сцены, засыпали цветами, дети по очереди гладили кота. Гладили, осторожно и бережно, словно величайшую драгоценность, которую ах, как хотелось бы себе, да не судьба. Даже закрыв глаза, даже отвернувшись, Хелен чувствовала на себе детские взгляды. Уезжаем, думала она. Мы уезжаем, а того, что мне почудилось, тут нет. Я не верю в судьбу.

Она едва успела умыться, когда её окликнул Пауль. Взяла на руки кота (боялась отпустить, да Май и сам к ней жался), вышла. Рядом с Паулем стоял высокий человек с аккуратно постриженной бородой, в длинном зелёном сюртуке и кружевной сорочке. Тот, кому они первому нанесли визит, испрашивая разрешение на представления.

Бургомистр.

— Здравствуйте, милая дама, — сказал он вежливо, поклонившись. — Меня зовут Ларс. Я пришёл просить вас об услуге. Не для себя, для одной юной леди.

Из-за спины отца (ну, конечно же, отца) выступила девчушка в аккуратном платьице и присела в реверансе. У неё были тёмно-каштановые волосы, аккуратно стянутые в длинный хвост. Карие глаза, живо напомнившие Хелен маленького оленёнка, не отрывались от кота на руках девушки.

— А её зовут Лиза, — продолжил бургомистр, беря девочку за руку. — И она очень хотела…

— Не продаётся, — жалобно проговорила Хелен, прижимая к себе Мая, и отступая на шаг.