Шрифт:
Закладка:
Ева, ее слова, наша ссора, ее обвинения, но, самое страшное, мои поиски в интернете и то фото…
Я рванул к компьютеру, позабыв и о тошноте, и о головной боли. В голове осталась только одна мысль — что, если Ева была права и никогда меня не обманывала?
Что, если этот мальчик действительно мой сын?!
Боже мой… если это правда, то, выходит, я больше семи лет игнорировал своего сына… факт того, что у меня есть ребенок! Больной ребенок, который годами нуждался в деньгах, в лечении, в заботе, в моей поддержке!
Я подвигал мышкой и, как оказалось, не зря, я даже не выключил компьютер, каким-то образом перебрался на диван, когда стало совсем «хорошо». Экран замер, померцал, а затем снова явил мне то самое фото.
И снова, как обухом по голове.
Моя точная копия.
Кажется, Ева говорила, что его зовут Игорь… моего сына звали Игорь…
Я нахмурился, резко вспоминая о том, что в задвижке у меня лежала тонкая папка с делом Евы. Я рванул ее, да с такой силой, что она вылетела с петель и рухнула на пол. Плюнув на это, я достал то, что меня интересовало, разложил на столе. Нашел фотографию и дрожащими пальцами взял ее в руки.
Фото мальчика в соцсетях и на фотографии, которую я держал собственными руками, разительно отличалось. Это были два совершенно разных ребенка. Тот, что был с Евой без всяких сомнений был моим, а уже если не моим, то отец его явно должен был родиться моим близнецом или двойником. А тот, чье фото лежало в папке был славянского происхождения без какой-либо восточной примеси. По крайней мере, такие выводы напрашивались при первом взгляде.
— Но как… — я опустился в кресло и снова схватился за голову, припоминая обрывки разговора с Евой.
«Ты дважды отказался от своего сына».
Как? Где? Когда я успел отказаться от сына, если даже ни разу не слышал о его существовании? Ева никогда со мной не говорила на эту тему. То есть, да, после того, что я увидел в баре, после всех доказательств, что мне предоставили об ее изменах, я заблокировал ее везде, но она знала мой адрес, адрес моей семьи, моей родни, моего родового гнезда. Она бы обязательно пришла ко мне, обязательно сказала мне или кому-нибудь из моей семьи. Я бы знал, что у меня растет сын! Но она скрыла этот факт от меня, а теперь обвиняла в том, что я его бросил и ничем не помогал! Более того, якобы дважды успел от него отказаться! Да где же такое было видано?!
— Дрянь! — я зарычал, сжал в руках ни в чем не повинные листы в папке, смял их и скинул со стола. А затем резко остановился.
Стоп.
Всю информацию о Еве мне предоставил никто иной, как Заур. Сердце забилось быстрее нужного, я судорожно начал осматриваться в поисках мобильного, который, к слову, нигде не обнаруживался.
Пришлось потратить минут пять, не меньше, прежде чем найти его за диваном, на котором я спал. Достав его оттуда, я увидел несколько пропущенных от Самиры, плюнул на нее, даже не став открывать ее гневные сообщения в ватсапе и набрал номер Заура.
У меня к нему был разговор со множеством вопросов.
Я не стал слушать возражения брата о том, что вообще-то у него сегодня выходной и он собирался уехать на природу с «девчонками», велел тащить ему свою задницу ко мне, и без лишних разговоров. Нехотя, но он согласился.
Он должен был ответить мне на некоторые вопросы. Например, почему он не рассказал мне о том, что у Евы было отравление наркотиками в тот вечер? Ведь вездесущий Заур всегда и обо всем знал! Он узнавал все новости прежде, чем они успевали произойти! Кузен наверняка знал и о том, что тогда случилось с моей невестой. А в том, что Ева не соврала теперь, у меня уже не было никаких сомнений.
Нехорошее предчувствие прокралось в сердце и прочно там поселилось. Пока я ждал Заура, не находил себе места. Попросил принести мне крепкий кофе в спальню, принял холодный душ, немного пришел в себя, но вот неприятный осадок, какой-то копошащийся внутри червь, который будто говорил мне о том, что очень скоро я буду обо всем жалеть, никак не желал угомониться.
А что, если не было ни измен, ни предательства? Что, если я по собственной глупости упустил любимую женщину, и, будто бы этого мало, проворонил рождение сына?!
Так как Камила еще не знала, что я уже не состою в ее команде, я нагло этим пользовалась. То есть, я понимала, что так делать нельзя, но в последнее время стало как-то все равно. Эти две сестрички показали мне такой интересный мир изнутри их дома, что я поняла одно — жалеть их себе дороже. Нужно было пользоваться ими, пока была возможность.
Да, это звучало очень цинично, во многом неправильно, но жизнь научила меня многому. Например, что рассчитывать можно только на себя. А еще, что каждый сам за себя. Что если ты не хищник, то жертва, и наоборот. Что свое место под солнцем нужно выгрызать.
Почему я должна была жалеть Камилу, которая явно врала мне, обещая то, чего не сможет дать? Самира ведь сделала то, что сделала, и сделала это за считанные дни, а Камила на мои вопросы о том, когда ждать выполнения ее части сделки, то и делала, что увиливала. Значит, ее успешная кузина была права, она не собиралась выполнять данное слово.
Тогда почему я должна была относиться к ней не наплевательски? В этой жизни я была ответственна только за двух существ — за себя и за своего сына.
Если подумать, то Мадин ждал почти два месяца, чтобы предложить помощь в лечении ребенка, пускай даже, как он утверждал, чужого. Камила и Самира согласились сделать это только на своих условиях, и никто из трех взрослых людей не задумался о том, что это не ерунда, не шахматная игра, не фигурка в их странной игре. Речь шла о человеческой жизни. И не просто о жизни.
Речь шла о жизни ребенка восьми лет от роду, ничего не успевшего ни сделать, ни поведать, ни познать. И эта жизнь, ее продолжение зависело от игр взрослых, от их амбиций и желаний.
Все и каждый из них были гнусными и бесчеловечными, поэтому мне не жалко было использовать каждого из них. Я ждала только одного — когда Игорь полностью встанет на ноги.
После ссоры с Мадином я больше не могла оставаться в этом доме. Я вообще задержалась в нем только по одной причине — я должна была Самире и должна очень крупно. Если бы не это обязательство, если бы не эта сделка, я бы давным-давно сбежала из этого бедлама и проводила бы сутки рядом с сыном.
Но так было нельзя. Я была уверена, что если не сдержу свое слово перед Самирой, она найдет, как меня достать. У нее были планы на «пешку» в виде меня, и она явно помогала мне не просто так. И, так как она действительно помогла, теперь была моя очередь исполнять часть сделки.
Я отпросилась у Камилы на остаток дня, пожаловавшись на сильную боль в желудке и тошноту. Сморщившись, отругав меня и пригрозив, что больше не позволит таких отлучек, она все же отпустила меня. Мысленно послав ее далеко и надолго, я поспешила покинуть пределы своего персонального ада.
