— Как скажете миледи, — после чего она дала команду девчонкам следить за нагреваемым молоком, после чего добавить его в картофельное пюре, что было только что сварено. Кухарка готовила обед, но его подготовка уже близилась к концу, поэтому я смогла вырвать ее на короткое время.

Я повела ее в беседку в саду, где заставила сесть рядом со мной, после чего достала два платка из кармана и велела ей срочно поплакать, не сдерживая себя.

— Можешь, даже покричать, выплесни из себя свою беду, — посоветовала я ей, после чего крепко обняла ее. Любому человеку, даже привычному держать себя в рамках и не выдавать свои эмоции на людях, нужна разрядка и выплеск, того, что накопилось на душе.

И в случае Лидины, она не стала исключением, и почувствовав толику сочувствия к себе, не удержалась и разревелась. Она не стала кричать, но поплакала от души, как умеют только женщин и дети, со всхлипами и утиранием соплей. Как только дело пошло к успокоению и последние слезы были стерты, она заговорила. — Ох, миледи, да разве ж дело это, хозяйке свои беды рассказывать? Такого отродясь ведь не было, кому скажешь, не поверят.

— Ты говори, а мы потом разберемся, что положено, а что нет.

— Так вот, миледи, что я могу сказать, беда моя стара, как мир. Ведь, когда поженились то, Гоат — муж мой, был словно ангел, так и наворачивал вокруг меня круги, а песни какие пел, аж душа замирала, как его слышала. А теперь, что? Теперь только слышу, почему мало работаешь, почему мало денег домой приносишь. Ему мол надо новый костюм справить, он же на улицах Линдона с музыкальным оркестром выступает и часто на увеселения знать их к себе зовет. Вот он и модничает все время, а я уже так устала, ведь и вторую кухарку не искала, одна работала, все лишь бы больше заработать, да домой принести, чтобы лад в семье сохранить.

— Все понятно, попала в лапы альфонса-абьюзера, будем тебя из этого болота вытаскивать, — подвела я итог нашей беседе.

— Нет, миледи, не абузер он, Гоат его зовут, я же вам говорила, — не поняла меня кухарка.

— А ты знаешь, похоже это имя ему вполне подходит, но это не значит, что я тебя оставлю на растерзание какому — то козлу! (goat в переводе с английского — козел).

Лидина непонимающе смотрела на меня, а я уже в уме прикидывала, что мне с ней делать. — Милая, а если тебе уйти от него, ты не думала об этом?

— Миледи, да куда же я пойду, живем то мы в доме его матушки, а она меня с Оливером сразу выкинет за порог, только я против мужа, что-то заикнусь. Оливер — это сын мой, он у меня смышленный, приходскую школу закончил, книг много читает. Учителем хочет стать, шибко ему учение нравится, а приходится мастеровым работать. Гоат все обещал его в гувернеры пристроить, харахорится, что со знатными людьми много общается, а на деле пшик. Кому нужны уличные музыканты, позвали на праздник, кинули им пару шиллингов, да забыли о них через минуту. А они все, что заработали пропьют в кабаках, а про семьи вспоминают, когда жрать захотят, да денег выколотить на новую одежду.

Картина вырисовывалась типичная как дырка от бублика, вот вроде есть брак, а вроде и нет его, есть только баба, что пашет, как лошадь и мужик, что ей погоняет.

— Лидина, ты же знаешь, что около поместья есть у нас домик для гостей, там вам с Оливером места хватит, если ты согласна, то можешь хоть сейчас в него переехать и работу я твоему сыну найду, пусть не гувернер для знати, но на мой взгляд, даже лучше.

Лидина выпучила на меня глаза, все никак здесь не привыкнут, что хозяйка не инфузория в туфельках, а вполне вменяемая особа, к тому же очень отзывчивая на помощь. Пусть даже и отзывчивость эта подгоняется желанием поскорее увидеть Мишку, но об этом здесь никто не узнает. Да я и так мимо бы не прошла.

Ик, ик… — заикала кухарка, а я посетовала на себя, что для слезливого разговора не взяла воды.

— Ну ладно, пошли на кухню, а то там без тебя, не обед будет, а угли, — надо было уже приводить женщину в себя, а что уж лучше работы окажет успокоительный эффект.

— Миледи, так я могу в том доме жить? Это правда? — вопрошала, до сих пор не пришедшая в ясный ум повариха.

— Можешь, можешь, всем место найду, — уверенно пообещала я.

Так мы и зашли в дом, под недоуменные взгляды падчериц, вероятно в их головах зрела одна мысль, доктор, когда проверял их мачеху, явно где-то ошибся. Вон погляди со всей челядью якшается, разве нормальная графиня опустится до этого.

Это было настолько явно написано на их лицах, что им даже можно было не озвучивать свои мысли. Фрида поджала губки, а Ида бросила на меня свой очередной изучающий взгляд, потом они развернулись и ушли в столовую, а я, проводив Лидину, вернулась в гостиную, где меня уже ожидала запыхавшаяся Блайт.

— Миледи, вы вот когда с цехов ушли, а я с Брин осталась, чтобы поддержать ее, она ведь там ничего не знает, мы с Джеймсом ей все цеха показали, а кузнец за ней, как хвост ходил, — при этих словах, помощница прыснула в кулак, похоже вид огромного Блэка Смита, что в минуту стал ручным котенком произвел на нее неизгладимое впечатление. — Так вот, вы когда ушли, пришел посыльный и принес приглашение на званый ужин к Вистерсам, дома то он вас не застал, вот он и помчался в цеха, чтобы вас найти и опять не успел. Я ему сказала, что я ваша личная помощница и передам вам все лично в руки. Он не хотел мне отдавать, но Джеймс подтвердил, что ручается и я не обманываю.

Она протянула мне картонную открытку с золотым тиснением, где значилось, что я приглашена на ужин к герцогине Вистерс, там же указывалось, что я смогу взять с собой падчериц по своему желанию. Вот это номер! Покопавшись в памяти, я выудила, что герцогиня была какой-то седьмой водой на киселе, родственницей по отцовской линии, ладно родню игнорировать не будем, тем более падчериц нужно непременно выгулять, а то вон Фрида скоро на меня бросаться будет.

В доме царил сущий кавардак, падчерицы узнав