после того как Юрий начал разорять собственное Тверское княжество Михаила, тот оказал сопротивление и разбил нового великого князя. Затем оба соперника договорились отправиться на суд в Орду. Здесь Михаил был обвинен в неуплате положенной дани, умерщвлении ханской сестры (жена Юрия попала во время битвы в плен и умерла в Твери) и сопротивлении ханскому послу. 22 ноября 1318 г. Михаил Ярославич был казнен[337].

Юрий Данилович сохранял за собой великое княжение пять лет. В 1322 г. он не передал собранную дань ханскому послу, а уехал с ней в Новгород, чьи западные рубежи требовалось защищать от шведов и ливонских немцев. После этого тверской князь Дмитрий Михайлович, старший сын Михаила, отправился в Орду с жалобой на Юрия и получил великое княжение[338]. Юрий, однако, продолжал считать себя великим князем[339]. В 1325 г. ему пришлось поехать на разбирательство в Орду. Здесь 21 ноября 1325 г. без ханского разрешения Юрий Данилович был убит великим князем Дмитрием Михайловичем[340].

Несмотря на то что московский князь не сумел сохранить за собой великое княжение, факт его получения имел необратимые последствия. Дело в том, что после 1317 г. перестали действовать оба основания для вступления на великокняжеский стол, нарушенные в результате деятельности Юрия Даниловича: «старейшинство» среди потомков Ярослава Всеволодича и «отчинное» право.

Так, вступивший на великое княжение в 1322 г. Дмитрий Михайлович Тверской[341] имел на него «отчинные» права, но по принципу «старейшинства» уступал Ивану Даниловичу Калите. Аналогичная ситуация имела место у его брата Александра Михайловича, получившего ярлык на великое княжение в 1326 г.[342]В 1328 г. великое княжение было поделено ханом Узбеком между Александром Васильевичем Суздальским и Иваном Калитой[343]; оба не имели на него «отчинного» права. Ставший великим князем в 1340 г. Семен Иванович[344] правом «по отчине» обладал, но не был «старейшим» среди потомков Ярослава Всеволодича, уступая младшим из тверских Михайловичей Константину и Василию, а также Константину Васильевичу Суздальскому (все они были старше его на поколение). То же самое следует констатировать в отношении его брата и преемника Ивана Ивановича (великий князь с 1354 г.[345]). Занимавший великокняжеский стол в 1360–1362 гг. Дмитрий Константинович Суздальский[346] не имел на него «отчинного» права, а по принципу «старейшинства» уступал Василию Михайловичу Тверскому. Дмитрий Иванович Донской (великий князь с 1362 г.[347]) «отчинным» правом обладал, но с точки зрения «старейшинства» был младше нижегородско-суздальских Константиновичей (на поколение), Василия Михайловича Тверского (на два поколения) и сыновей Александра Михайловича Тверского (на одно поколение). Таким образом, ни при одном вступлении на великое княжение после 1317 г. не были приняты во внимание оба соблюдавшихся с середины XIII по начало XIV в. принципа – «старейшинства» и «отчины». Традиция была сломана, и именно в 1317 г.

Для Москвы вокняжение Юрия во Владимире создало важнейший прецедент: после него брат Юрия Иван Калита, а затем его сыновья с полным правом могли претендовать на великокняжеский стол. Впервые Москва стала резиденцией главного из русских князей – «великого князя всея Руси». Сложилось так, что она переставала впоследствии быть ею только дважды – с 1322 по 1328 г. и с 1360 по 1362 г., в общей сложности не более восьми лет. Разумеется, это не было еще приобретением статуса общерусской столицы (таковой продолжал считаться Владимир), но в 1317 г. был сделан первый и необходимый шаг к этому, несмотря на то что традиционные нормы наследования власти такому шагу препятствовали.

Часть II

Княгини

Если князья Средневековой Руси – главные персонажи на страницах исторических источников, особенно летописей, то княгини находятся в совсем ином положении. Сведения о женских представителях княжеского рода крайне скупы. Исключение составляют буквально единицы, такие как княгиня Ольга (в силу того, что она являлась правительницей Руси). И в предлагаемых далее главах речь пойдет о княгинях, про которых в русских источниках сохранилось всего по одному прямому известию. Тем не менее есть основания полагать, что их роль в отечественной истории была весьма приметной.

Глава 1

Королевна, княгиня, монахиня

Из скандинавских источников известно, что первой женой Владимира Мономаха была Гида, дочь последнего англосаксонского короля Гарольда, павшего в битве при Гастингсе с Вильгельмом Завоевателем 14 октября 1066 г. После бегства из Англии она жила при дворе датского короля Свейна Ульвссона (своего двоюродного дяди), а затем была выдана замуж за Владимира, в то время (середина 1070-х годов) одного из младших русских князей[348]. О жизни и деятельности Гиды на Руси долгое время ничего не было известно, поскольку в русских источниках упоминания о ней отсутствуют.

Положение изменилось после того, как А. В. Назаренко ввел в научный оборот сведения «Слова о св. мученике Пантелеймоне» – немецкого агиографического памятника начала XII в. В нем среди чудес святого излагается сюжет об исцелении благодаря его помощи новгородского князя Мстислава, старшего сына Владимира Мономаха и Гиды. Из источника следует, что мать Мстислава находилась вместе с ним и после исцеления сына (пострадавшего на охоте от медведя), исполняя данный обет, совершила паломничество в Иерусалим[349].

«Харальд (Aroldus), король народа Руси (Russia)[350], который жив и сейчас, когда мы это пишем, подвергся нападению медведя, распоровшего ему чрево так, что внутренности вывалились наземь, и он лежал почти бездыханным, и не было надежды, что он выживет. Находясь в болотистом лесу и удалившись, не знаю, по какой причине, от своих спутников, он подвергся, как мы уже сказали, нападению медведя и был изувечен свирепым зверем, так как у него не оказалось под рукой оружия и рядом не было никого, кто мог бы прийти на помощь. Прибежавший на его крик хотя и убил зверя, но помочь королю не смог, ибо было уже слишком поздно. С рыданиями донесли его на руках до ложа, и все ждали, что он испустит дух. Удалив всех, чтобы дать ему покой, одна мать осталась сидеть у постели, помутившись разумом, потому что, понятно, не могла сохранить трезвость мысли при виде таких ран своего сына. И вот, когда в течение нескольких дней, отчаявшись в выздоровлении раненого, ожидали его смерти, так как почти все его телесные чувства были мертвы, и он не видел и не слышал ничего, что происходило вокруг, вдруг предстал ему красивый юноша, приятный на вид и с ясным лицом, который сказал, что он врач. Назвал он и свое имя – Пантелеймон (Pantaleo), добавив, что любимый дом его находится в Кёльне (Colonia). Наконец, он указал