Шрифт:
Закладка:
Что же, собственно, динамика относительной заработной платы способна сказать о нашем обществе, в особенности о его устойчивости к внешним и внутренним потрясениям? Смею утверждать, что немало. Допустим, относительная заработная плата всех децилей американских работников, от нижних 10 процентов по медиане до верхних 10 процентов, остается неизменной в течение длительного периода времени. Это означает, что заработная плата всех работников растет заодно с экономикой как таковой. Джон Ф. Кеннеди в 1963 году (когда относительная заработная плата была на пике) заявил, что прилив поднимает все лодки. Но в последние сорок лет относительная заработная плата снижается. Яхты наиболее высокооплачиваемых поднимаются, но лодки всех остальных постепенно тонут, а утлые лодчонки беднейших 10 процентов и вовсе легли на дно. Вообще относительная заработная плата не снижалась столь неуклонно уже давно, в последний раз нечто подобное отмечалось на протяжении трех десятилетий девятнадцатого века (1830–1860). Биологические показатели благосостояния, такие как рост и ожидаемая продолжительность жизни, демонстрируют подверженность тем же большим циклам.
Основополагающие соображения справедливости и равноправия убеждают нас в том, что снижение относительной заработной платы не способствует обретению благополучия. Почему большинство работников исключается из справедливого распределения плодов экономического развития? Ведь те, кто занят низкооплачиваемым трудом, тоже выполняют важные для общества задачи. Кажется неправильным, что их зарплата не растет по мере накопления богатств в обществе в целом. В эпоху Кеннеди американское общество ничуть не было полностью эгалитарным или уж тем более социалистическим. США в ту пору были капиталистической страной со значительным разрывом в доходах между богатыми и бедными. Но уровень доверия к государственным институтам и легитимности власти был высок – отчасти потому, что даже бедняки наблюдали воочию заметное улучшение качества жизни от поколения к поколению. С 1910 по 1960 год относительная заработная плата почти удвоилась. Это значит, если вернуться к метафоре выше, что лодки обычных людей поднимались на приливной волне быстрее, чем экономика как таковая, зато лодки богатых давали течь. Как ни странно, богатые и влиятельные не проявляли недовольства (все изменилось в 1970-х годах; о восстании элит мы поговорим позже).
Быть может, читатель, твое сердце не обливается кровью при мысли о бедственном положении бедняков? Множество вполне достойных людей уверено в том, что меритократия должна быть главным организующим принципом нашего общества. Те, кто вносит больший вклад, должны вознаграждаться соразмерно. Руководители, приносящие миллиардные доходы своим компаниям, должны становиться миллиардерами. Тем же, кто тащится позади, нужно собраться с силами – приобрести нужные навыки или работать усерднее и умнее. Как гласит ироничная русская поговорка, спасение утопающих – дело рук самих утопающих.
Кроме того, вы можете не испытывать сочувствия ко многим представителям менее образованного класса: вооруженным расистам, сторонникам превосходства белой расы, сексистам, гомофобам, трансфобам и ксенофобам. По известному подсчету Хиллари Клинтон, около половины тех, кто голосовал за Трампа, – именно такие жалкие люди. В большинстве сложных человеческих обществ высшим слоям свойственна толика презрения по отношению к низшим: «Крестьяне бунтуют»[24].
Но тогда придется учитывать другую немаловажную причину, по которой падение благосостояния рабочего класса чревато проблемами: эта ситуация радикально подрывает устойчивость нашего общества. Очевидно, что в условиях, когда многочисленное население сталкивается с падением уровня жизни, происходит ослабление легитимности наших институтов, из-за чего слабеет само государство. Обнищание масс увеличивает их мобилизационный, протестный потенциал. В старину крестьяне восставали, когда больше не было сил терпеть нищету. Крестьянские восстания в Англии и Жакерия во Франции – вот примеры выплеска народного недовольства в эпоху позднесредневекового кризиса. Умеющие заглядывать в будущее «0,01-процентники», тот же Ник Ханауэр[25], предупреждают нас, что мы идем к революции, если не попытаться хотя бы смягчить нынешнее вопиющее неравенство .
Тут все понятно. Менее очевидно то обстоятельство, что снижение относительной заработной платы снова включает так называемый насос богатства. Плоды экономического развития должны кому-то доставаться. Если доходы государства составляют относительно постоянную долю ВВП, а заработная плата простых работников неуклонно убывает, то плоды экономического развития будет пожинать экономическая элита – самые высокооплачиваемые наемные работники (например, генеральные директора и корпоративные юристы) и собственники капитала. Конечно, потребуется какое-то время, но в конечном счете богатство, перетекающее к элитам, приведет к перепроизводству элиты, внутриэлитному конфликту и, если не вмешаться, к краху государства и социальному распаду. Богатые, возможно, даже более уязвимы, нежели простые люди, в периоды социальных и политических потрясений, о чем свидетельствуют результаты социальных революций.
Еще один неочевидный вывод клиодинамики состоит в том, что общее ухудшение благосостояния рабочего класса создает мощные стимулы к перемещению в аттестованный класс. Получение образования, разумеется, стандартное, типовое средство решения проблем, обсуждаемых в настоящей главе. В Америке девятнадцатого столетия совет обездоленным массам Восточного побережья гласил: «Ступайте на запад, молодой человек!» Сегодня он гласит: «Ступай хотя бы в колледж, а лучше получи ученую степень». На личном уровне для тех, кто хочет избежать нестабильности, – это хороший совет. Но что происходит на коллективном уровне, когда огромное количество претендентов стремится ворваться в ряды элиты?
Наша база данных CrisisDB показывает, что, пусть обнищание масс является важным фактором социальной и политической нестабильности, перепроизводство элиты куда опаснее. В следующей главе мы сосредоточимся на описании микродинамики перепроизводства элит.
Глава 4
Силы революции
Джейн
Полицейские набросились на группу протестующих из движения «Захвати Уолл-стрит» рядом с Джейн, принялись избивать людей дубинками и распылять перцовый газ из баллончиков. Люди бились в конвульсиях на земле, а полицейские надевали на них наручники и утаскивали прочь. Прежде она не сталкивалась с таким насилием в своей жизни. Зрелище было поистине ужасным.
Джейн выросла в богатой манхэттенской семье. Ее отец был старшим партнером в юридической фирме (корпоративное право) в Нью-Йорке. Ее мать, фотограф и меценат, принадлежала к числу попечителей Музея современного искусства. Семья проживала в большой двухэтажной квартире в Верхнем Ист-Сайде, а летом переезжала в дом в Хэмптоне.
Родители отправили Джейн в одну из самых престижных частных школ города. Учеба доставляла ей мучения; более того, последний год перед выпуском она считает худшим временем в своей жизни. Подстрекаемые своими целеустремленными мамами и папами, ученики стремились получать самые высокие оценки и упорно занимались внеклассной деятельностью, повышая собственные шансы на поступление в лучшие колледжи Лиги плюща[26]. Когда один из учеников получил пятерку с минусом по французскому языку, преподавателю пришлось выслушать сорокаминутную лекцию разгневанной матери. Неудивительно, что этот ученик закончил школу с отличным
