в мягкое кресло в шестом ряду. Прямо перед ним, над сценой висел гигантский транспарант: «РЕШЕНИЯ ПАРТИИ — В ЖИЗНЬ!». Сзади и по бокам — бельэтаже и на высокой галерке — были видны лица молодых зрителей, одетых уже попроще — в свитера и куртки. Там, в проходах, расхаживали дюжие дружинники с красными повязками на рукавах и милиционеры. Девочка села рядом с Майклом и опять стала совать ему деньги за билет. «Потом, потом!» — отмахнулся он, и — слава Богу! — в этот момент на сцену вышел высокий блондин в сером костюме, бодро поздоровался с залом и тут же стал сыпать шутками о перестройке и гласности. Однако уже через полминуты галерка прервала его дикими криками:

— Кончай хохмить!

— Заткнись! Музыку давай!

— Давай рок!

Однако ведущий не сдавался, делал вид, что не слышит выкриков и только непроизвольно косил глазами в сторону галерки.

— Ну, козел! — в сердцах сказала рядом с Майклом его юная соседка.

— Итак, начинаем наш концерт! — словно услышав ее, сказал ведущий. — К сожалению, из-за нелетной погода группа «Аквариум» застряла в Сочи, а «Машина времени» уехала в Мюнхен…

По залу прошел разочарованный ропот, а соседка Майкла вздохнула с таким глубоким огорчением, что Майкл с удивлением покосился на нее.

— Однако не унывайте! — бодро сказал блондин. — В первом отделении вы услышите пять групп. Открывает программу группа «Колесо века», которая играет так называемый «белый фанк» — музыку, которая возникла в США еще в…

— Ладно, сами знаем! — опять закричала галерка. — Давай «Колесо»!..

Тут у блондина вдруг зафонил микрофон и он ушел, наконец, со сцены, крикнув в зал своим голосом, без микрофона:

— Итак, «Колесо века»! Композиция «Ночная атака в противогазах»…

Зал неистово зааплодировал, особенно — на галерке и в бельэтаже, а соседка Майкла вскочила с места и закричала «Ура!». Майкл даже опешил от такого перепада — еще несколько минут назад, на улице это была скромная Золушка с тихим голоском и наивно-пугливыми зелеными глазками, и вдруг — такая экзальтация по поводу белого фанка!..

Тем временем свет погас, и на темную сцену с жутким шумом и, действительно, в противогазах выскочили семь низкорослых музыкантов, одетых в эклектично подобранную солдатскую форму разных стран и времен — от американского морского пехотинца с мушкетерской саблей на боку до советского солдата в брюках-галифе и с рыцарским шлемом на голове. И зал и сцену тут же заполнил свет мятущихся узких цветных прожекторов, дым, похожий на пар от сухого льда, немыслимый рев электрогитар и еще каких-то клавишно-струнно-духовых инструментов, которые изображали вой сирены боевой тревоги, свист падающих снарядов и оглушительные взрывы. От всего этого могли запросто лопнуть барабанные перепонки. При этом музыканты в противогазах все время орали «В атаку! В атаку, еена мать!», лихо подпрыгивали от каждого взрыва почти до потолка, шмякались кто на спину, кто на живот, но тут же вскакивали и продолжали рвать струны своих электрогитар, идя в атаку на зрителей и, как слоны, размахивали хоботами своих противогазов…

Но Майкла поражал не рев электрогитар, не вид этих музыкантов (он видел в Нью-Йорке ансамбли и пошумней и поэффектней), и даже не то, что они орут и беснуются под транспарантом о выполнении решений партии. Майкла поразило поведение зала. И партер и юная галерка сидели без движения, как жюри на музыкальных фестивалях. Майкл вспомнил, как он и его сверстники орали и пели вместе с музыкантами на концертах рок-музыки в Медисон-сквер-гарден…

Правда, после «Атаки в противогазах» зрители наградили музыкантов аплодисментами, но и вторую группу — «Арктика» — зал слушал с тем же спокойствием верховных судей. Юная соседка Майкла тоже смотрела на сцену, не двигаясь, но лицо ее, как зеркало, отражала ее оценку каждого музыкального пассажа — оно то озарялось удовольствием, наслаждением, радостью, а то искажалось гримасой, словно от зубной боли…

— Что с вами? — спросил он, когда в первый раз увидел это выражение на ее лице. — Вам плохо?

— Ужасно! Вторая гитара все время фальшивит!..

Позже, вспоминая начало своего романа с Полей, Майкл думал, что увлекся ею, что fell in love with her не тогда, когда на Ленинградском проспекте увидел ее зеленые, в обрамлении заснеженных ресничек глазки, а именно в эти минуты на концерте, когда она так сосредоточенно, словно член профессионального жюри, слушала музыку этой «Арктики».

На Майкла эти русские джазмены не произвели впечатления. Он с трудом досидел первое отделение и в антракте тут же сбежал в буфет, чтобы его юная соседка не стала снова совать ему деньги за билет. Но во втором отделении пел Александр Розенбаум, и это действительно было нечто! Конечно, нужно прожить два года в Москве, переспать с двумя десятками русских девочек, выучить русский язык так, чтобы понимать соль русских анекдотов, — и вот только тогда вам открывается сила и подтекст песен современных русских бардов — Галича, Высоцкого, Розенбаума…

Метелью белою

сапогами

по морде нам —

Что ты делаешь с нами,

Родина, Родина, Родина?!!..

Сейчас, в самолете, вспоминая эти строки, Майкл уже не испытывал такого восторга и восхищения. То ли гласность в России выбросила теперь в эфир песни и посмелее, то ли всем там сейчас уже не до песен. Но тогда, полтора года назад, на том концерте Розенбаума Майкл впервые за все прожитое в Москве время вдруг почувствовал себя подключенным к единому электрическому полю этой страны, как парус, полный морским ветром. Он понимал, понимал, понимал и чувствовал не только подтекст, но и вкус этих песен, и наслаждался этим, как наслаждается уверенный в себе пловец вкусом океанской воды на больших глубинах… И после каждой песни Майкл уже вместе со всем залом (и со своей соседкой, конечно), стоя аплодировал, и кричал Розенбауму «Браво!» и «Бис!», и спрашивал у соседки:

— Ну как? Правда, здорово?

— Еще бы! — улыбалась она. — У него нет голоса, но музыкальность — шансонье! Классический французский шансонье…

Да, подумал тогда Майкл, как точно она определила, этот Розенбаум — первоклассный шансонье русской политической песни…

Неожиданно посреди не то пятой, не то шестой песни сзади послышался шум, крики, а затем в зал, прорывая милицейские заслоны, хлынула гигантская толпа безбилетных молодых парней и девиц — в заснеженных пальто и куртках, в лыжных вязанных шапочках. Они шумно и стремительно заполнили все проходы, а Розенбаум спокойно стоял на сцене с гитарой и терпеливо ждал — на его концертах такие эксцессы были не впервой. Конечно, разряженная партерная публика возмущенно