– Извините, Яков Николаевич, – сказал он Клинскому, – но мне поручили опросить всех родственников Анны Андреевны, где кто был в то воскресенье.

– Зачем это? – удивился Клинский. – Это ж просто пустая трата времени! Какой толк Вам от этого?

– Это уж позвольте решать нам, – возразил ему урядник.

– Ну, хорошо. Утром я спал, – воскресенье всё-таки, – сказал Яков Николаевич таким тоном, будто бы в остальные дни недели он спозаранку вставал на работу. – Потом привел себя в порядок и пошёл навестить Татьяну Ивановну.

– Хлопову?

– Ну да!

– Что дальше?

– Дальше мы у неё и пообедали. Потом отдохнули в приятной беседе и вышли прогуляться.

– Где гуляли?

– Где? Да где сейчас гулять то можно в такую погоду? На Миллионной, да на Посольской, кажется.

– Что потом?

– Ничего особенного. Проводил Татьяну Ивановну и пошёл к себе.

– Это в каком часу было? – спросил Иван.

– Не помню, но как раз смеркаться стало. Мы и гуляли то, чтобы до темноты.

– И потом пошли домой? Больше ни с кем не встречались и никого не видели?

– Не встречался. А вот видеть то видел.

– С кем вы виделись? – уточнил Трегубов, готовясь записать.

– Нет, я же сказал, что я видел Веру Сергеевну, а она меня не видела. Я и не стал к ней подходить. Зачем портить себе впечатление от хорошего дня?

– Где Вы её встретили, помните?

– Как раз на перекрестке, рядом с домом Аннушки, в том направлении она и шла тогда.

– Значит, я правильно всё понимаю, что, когда стало смеркаться, Вы расстались с госпожой Хлоповой и пошли домой, встретив по дороге Веру Сергеевну Оленину, направляющуюся в сторону дома Анны Андреевны?

– Абсолютно правильно, – подтвердил Яков Николаевич.

«Завтра нужно обязательно навестить Веру Сергеевну», – подумал Трегубов.

Дома Иван решил откровенно поговорить с сестрой, но та, сославшись на большое количество не выученных уроков, наотрез отказалась разговаривать.

– Ужин на столе под полотенцем, наверное, ещё тёплый, – сказала Софья, – а я пошла заниматься.

Трегубов проводил сестру взглядом и вздохнул: оставалось только ждать.

13.

В полиции с утра было шумно и весело. Трегубов уже и не помнил, когда был такой переполох. Все смеялись и шутили, кроме писаря, который, не обращая внимания на шум, с кислой физиономией строчил какой-то документ.

– Что случилось? – спросил Иван.

– Вчера, благодаря Белошейкину, взяли Листова в трактире, – ответил Петренко.

– Поздравляю! А чего же он тогда такой недовольный сидит?

– Ну, это целая история! – воскликнул Петренко. – Белошейкин зашёл в трактир и сразу опознал Листова.

– Это понятно, – поддакнул Трегубов, – сколько раз описание переписывал.

– 

Так вот, зашёл, узнал и испугался. Встал напротив стола каторжника, смотрит на него и ни с места, что твой столб. Стоит и пялится. Ну, Лист, очевидно, смекнул, что его узнали и схватился за нож – терять то уже нечего. Белошейкина тут отпустило, и он юркнул под стол. Спрятался. Лист за ним с ножом, тут мужики в трактире его за руки и прихватили. Кто-то городовых вызвал, те уже и связали Листа.

– А что смешного то тут? – удивился Иван.

– Так Семёнов рассказывал, со слов городовых, как они полчаса потом уговаривали писаря из-под стола вылезти, а он им не верил, что Листа арестовали и опасность миновала. И так рассказывал, что просто обхохочешься! – сказал Петренко. – Ну, ты знаешь, он умеет.

В этот момент Белошейкин метнул на них быстрый взгляд, и Трегубов понял, что тот прекрасно слышит разговор урядников.

– Ну да, обхохочешься просто. Белошейкин что, должен ловить преступников? Он всего лишь писарь, Семёнов сам то где был тогда?

– Ты чего, Трегубов, белены объелся? – обиделся на реакцию Ивана Петренко.

– Ладно, всё нормально.

– Иван, – к ним подошёл Сивцев, – Петрович сказал, мы с тобой едем искать, кто ребенка в реку выкинул, говорит, у тебя мысли есть.

– Да, есть. Только надо колыбель взять.

– Зачем?

– Поможет при поисках.

Заречье и Чулково просто утопали в осенней грязи. Особенно это контрастировало с центром Тулы, который недавно проехали конные полицейские. К седлу Ивана была привязана колыбель, в которой река выбросила на берег мертвого младенца.

У самого берега в небольших заводях речную воду за ночь уже пытался сковать лёд. Дело неумолимо шло к зиме.

– Сколько денег тратит управа на строительство шоссе, а в самом городе только на центральных улицах по осени передвигаться можно, – посетовал Сивцев.

– А откуда у Вас всегда информация о том, что происходит в управе и городской думе, Алексей Владимирович?

– Да дочка моя там подрабатывает.

Трегубов признался себе, что, к своему стыду, ничего не знает о семье старшего товарища. Не знал, что у того есть дочка и вообще есть семья.

– Зря мы всё это затеяли, – тем временем сказал Сивцев, осматриваясь по сторонам.

– Что – зря, Алексей Владимирович? – не понял Иван.

– Ну, поиски эти.

– Почему же? – спросил Трегубов.

– Если даже найдем мы эту девку, то что дальше? Небось, она сама ребенок ещё. Родила без мужика. Это ж и позор, и с ребенком никто замуж не возьмет, и в прислугу тоже не возьмут. И что толку такую арестовывать?

– Что же, по Вашему, можно просто так убить своего ребенка и потом продолжать жить как ни в чем не бывало? А потом, может, ещё одного так же? – горячо возразил Алексею Владимировичу Трегубов.

– Не знаю, – спокойно сказал Сивцев. – Но раз уж поехали, едем. Вам с Петровичем виднее.

Скоро они подъехали к группе бедных лачуг, расположившихся напротив того места на берегу, откуда, по предположению Ивана, пустили в реку колыбель. Когда они подъехали к первому дому, то увидели, что к околице подошел старик с длинной, чуть не до пояса, седой бородой. На его голове была драная шапка.

– Доброе утро, отец, – приветствовал его Сивцев.

– Какой я тебе отец! – недовольно отозвался старик. – Зачем пожаловали? Арестовать кого?

– Поймали воришку, – сказал Иван, показывая колыбель, – украл колыбель в каком-то из этих домов, в каком – не помнит, но, говорит, сначала ребеночка вынул.

– Это что ж, полиция теперь краденые колыбели возвращает? – удивился дед.

– Возвращает, – подтвердил Сивцев, – если найдём, кому вернуть. У кого тут маленький ребёнок?

– Так, кажись, это Машка, – старик почесал грязными скрюченными пальцами свою шапку. – Через два дома, дальше.

– Спасибо, – поблагодарил Сивцев и полицейские поехали дальше.

Калитка в сгнившем деревянном заборе, окружавшем дом, на который им указал старик, была открыта. Сивцев чертыхнулся и слез с коня в грязную жижу. Он прошёл в калитку.

– Эй, хозяева, есть кто дома? – крикнул он. Через пару