Шрифт:
Закладка:
— Я уехала из Нью-Йорка не для того, чтобы жить в этом зажопье. Таких сказочных дыр у меня и в Ирландии предостаточно.
Население Ньюпорта составляет пять тысяч человек. В Патчоге, ближайшем поселении, которое можно назвать городом, живет двенадцать с половиной тысяч.
Дэнни признал Ньюпорт удачным компромиссом. А я считала туристический сезон с толпами приехавших отдыхающих единственным временем, когда в этом захолустье вообще имеет смысл жить.
Вскоре я поменяла свою точку зрения.
Я даже стала грезить о домах в Монтоке, выходящих окнами на пляж, усыпанный золотистым песком, за которым раскинулась бескрайняя гладь синего моря.
Я снимаю обувь и иду по песку босиком.
Вопреки неоднократным обещаниям, я так и не стала по утрам заниматься спортом. Я фыркаю. Да-да, сейчас самое время для того, чтобы беспокоиться о лишнем весе. Когда я переезжала в США, меня почему-то никто не предупредил о здешних размерах порций. Каждый год, проведенный в Америке, приносил мне как минимум лишний килограмм.
Дэнни мог есть и пить все, что душа пожелает. Он не прибавлял ни грамма. Когда мы перебирали в баре или переедали в китайском ресторанчике, это обходилось для него без последствий.
Я никогда прежде не встречала таких здоровяков, как Дэнни. Люди вроде него живут до ста лет.
Если только не гибнут, получив пулю на работе.
Да, когда у тебя муж полицейский, есть о чем поволноваться. Список очень длинный, но при этом мне никогда не приходило в голову опасаться, что Дэнни покончит с собой.
Я замедляю шаг и подхожу к самой кромке прибоя, гляжу на остров Файер-Айлевд. Сквозь дымку вижу на горизонте огни костров. Их развели отдыхающие, гуляки с пивом, охлаждающимся во льду, и кучей бутербродов из ржаного хлеба с копченой говядиной и маринованными огурцами. Все вдет своим чередом. Все как обычно. У них. Но не у меня. От этой мысли едва не подкашиваются ноги.
Есть ли на свете хоть что-нибудь, способное заглушить эту адскую кошмарную боль, ощущение, что тебя раз за разом переезжает грузовой состав?
Ответы. Наверное, этим снадобьем могут стать ответы на мои вопросы.
Я видела, как мой муж поглядел на своего напарника, когда тот переступил порог нашей квартиры тем утром.
Дэнни смотрел так… словно его предали.
Когда я поворачиваюсь, собираясь пойти прочь, я внезапно понимаю, что за мной кто-то наблюдает.
Я окидываю взглядом пляж. Где-то вдалеке бредут отдыхающие. Бежит вдоль берега какой-то спортсмен-чудак.
Краем глаза я замечаю удаляющуюся фигуру.
Мужчина. Темноволосый.
Я качаю головой. Ерунда. Просто показалось.
Я достаю телефон и на ходу набираю сообщение Бену.
«Если Дэнни для тебя хоть что-нибудь значил, расскажи, почему он был под следствием».
* * *
Бен говорит, что мы можем встретиться после его смены. Я уточняю, что буду ждать его в маленьком скверике рядом с нашим домом.
Я не собираюсь пускать его в квартиру.
Мне не требуется консультация психотерапевта, чтобы понимать — если я увижу Бена у нас дома, это может стать для меня триггером[13]. Напарник Дэнни, оказавшийся вместе со мной свидетелем его самоубийства, вновь стоящий на пороге моей квартиры… Нет, сейчас это слишком.
В скверике я сажусь на скамейку, залитую светом фонаря, выполненного в старинном стиле Старого Света. Я любила потешаться над ними, когда сюда перебралась. Сейчас эти фонари кажутся мне восхитительными.
— Я словно в доброй старой Англии, — шутила я всякий раз при виде одного из таких светильников.
— Считаем дни до начала нового сезона «Короны»[14],— смеялся Дэнни.
В воздухе стоит аромат красных кленов и кедров, мешающийся с солоноватым запахом моря. Сквозь отверстия сандалий я чувствую теплую траву и росу, от которой у меня по телу пробегают мурашки. Стоит тишина, которую нарушает лишь свист пересмешника, ищущего себе пару.
Я смежаю веки и открываю глаза, только когда слышу звук шагов.
Повернувшись, я вижу, как к воротам скверика подходит Бен.
Встаю и предлагаю:
— Давай пройдемся.
Бен мне никогда особо не нравился, но сейчас к легкой неприязни добавляется чувство иного рода. С появлением детектива я начинаю ощущать тревогу.
Все складывается из мелочей. Я обращаю внимание, как он буквально заставляет себя смотреть мне в лицо. Когда же мы все же встречаемся глазами, он будто смотрит не на меня, а сквозь меня.
Мы идем рядом.
— Дэнни ходил к психиатру, — говорю я.
Ни слова в ответ.
Да, блядь, что ж такое!
— Значит, ты знал.
— Я был его напарником.
— А я была его женой.
Бен вздыхает.
— Мы проводили вместе по десять-двенадцать часов в сутки. Мне приходилось прикрывать его, когда он пропадал по пятницам.
— А про другие дни, кроме пятницы, ты не хочешь рассказать? Может, по вторникам у него были бурные свиданки с богатой вдовушкой? А по четвергам он участвовал во встречах общества анонимных игроманов?
— Не надо, — говорит Бен.
Мы доходим до нашего дома.
Сперва сама того не осознавая, я направляюсь к месту, расположенному аккурат под моими окнами.
Бен понимает, что останавливать меня уже поздно — нас разделяют добрые десять метров.
— Эрин! — окликает он, но я почти добралась до цели. Меня словно громом поразило осознание, что я так еще и не видела места, где погиб мой муж.
Полицейские уже сняли заградительные ленты.
Кровь смыли.
Я гляжу на мостовую, силясь представить, как он тут лежал. Тщетно. Никаких следов, свидетельствующих о случившемся. И все же я стою на том самом месте, где Дэнни испустил свой последний вздох.
— Почему он был под следствием? — спрашиваю я.
Со стороны может показаться, что это место лишает Бена самообладания куда сильней, чем меня.
— Эрин, к чему это? Зачем это ворошить? — спрашивает он.
— Я хочу это знать, — твердым голосом отвечаю я.
— Блядь, да пойми! Будет лучше, если он останется в твоей памяти таким, каким ты его знала. Ты будешь вспоминать о нем…
В голосе Бена слышится такая ярость, что я невольно отшатываюсь от него.
Он тут же берет себя в руки. Он отворачивается, и в свете фонарей, окружающих дом, я вижу, как в его глазах блестят слезы.
— Я не хочу о нем вспоминать, — шепчу я в ответ. — Если вспоминаешь о человеке, значит, его больше нет. Бен… я умоляю тебя… Я… ты
