Шрифт:
Закладка:
Этажом ниже мы вырубили заскучавшую и полусонную охрану в количестве всего двух мордоворотов. И этим очистили себе путь к кабинету председателя "Ада". Всё было даже слишком просто, чтобы так шло и дальше. А потому я даже не удивился, когда внутри мы застали не только Морозова, но и пришедшего по его душу ассасина. Это была Мария, что держала нож у горла волка. Она разочаровано произнесла при нашем появлении:
— Вот оно что. Значит, они не ошиблись. Вы и правда из ЧК.
— Нет! Это всё какой-то бред! — крикнул Морозов, — Это же отпрыск Романовых и мой бывший сослуживец, Йозеф! Как они могут быть чекистами?!
— Ну вообще-то мы и правда сотрудники ВЧК. — сказал я, — Вот, вломились к тебе с оружием, чтобы тебя арестовать. Но, видимо опоздали…
— Ещё как опоздали! — крыска ехидно улыбнулась, — Этот ублюдок теперь мой.
— Какого чёрта, Мария? Какого чёрта ты работаешь на этого Юмалу? Кем бы он ни был… — спросил Феликс.
— Вообще-то, этот парень тоже на него работает. — она прижала нож ещё сильнее к горлу волка, да так что из-под лезвия потекла струйка крови, — И он допустил ошибку, приняв тебя на работу. Можно сказать, что и вовсе подставил всех нас. Хотя я бы на его месте тоже не ожидала бы, что ты оказался краснопузым…
— Вообще-то большевики… — начал было Феликс, но я его быстро прервал.
— Не оправдывайся перед ней, друг. Это мы ещё не знаем кто-кого предал и на кого такого могут одновременно работать анархистка и бывшей беляк. — сказал я.
— Моя задача, чтобы вы этого никогда не узнали. — произнесла Мария, — А для этого мне приказано убить того, кто слишком близко подпустил вашу шайку к нашим секретам.
— И чего ты тогда тянешь? Боишься, что Феликс перешибёт тебе глаз своей пулей? — спросил я.
— Я знаю, что он может. А он знает, что я тут же телепортируюсь, устроив громадный взрыв и всех вас похоронив под завалами. И ты это знаешь. Мы с вами двумя достаточно давно знакомы, чтобы понимать способности друг друга.
— Мою ты не должна знать. — выложил я свой козырь.
— И, тем не менее, я её знаю. Наши старые друзья как-то проговорились, что ты обрёл в тот день, когда вы экспроприировали ту банковскую карету.
— Так ты был среди тех красных бандитов?! — воскликнул Морозов, видимо так и не поняв, что я все эти годы точил на него зуб, — Я думал, что ты был одним из самых верных царю кавалергардов…
— Это было не так. Просто тебе повезло, что у меня за это время так и не выдалось возможности чтобы тебя убить. — признался я.
— Это конечно всё очень трогательно. Прямо целая череда удивительных предательств и открытий друг о друге! — сказала Мария, закатив глаза, — Но я не начинаю действовать только потому, что вы оба здесь. Вернее потому, что Феликса мне было приказано оставить в живых. А он наверняка будет готов стоять с тобой, Йозеф, в обнимку, лишь бы тебя не покалечило моим взрывом. Я могла бы зарезать этого ублюдка, но от вас мне всё равно придётся телепортироваться с созданием громадных фейерверков. Так что, я предлагаю вам компромисс. Вы выходите за дверь, а я подрываю этого урода и сваливаю. Все кроме него останутся живы. Кроме того, у вас всё равно сейчас нет сил, чтобы меня остановить.
— Кажется, она права. — сказал тихо лис.
— И что, мы её отпустим?! — спросил у него я.
— Мы не герои, Йозеф. Мы должны поступать правильно. Но не всегда это возможно. Иногда просто нет возможности всех спасти и всем помочь. Это всё же жизнь, а не сказка.
— Я и не хочу поступать правильно! Я хочу голову этого ублюдка!
— Не всегда выходит получить то, что хочется. — заключил Феликс, а затем протянул мне руку, — Пошли. Мы правда ничего не можем сделать. Достанем её в следующий раз.
Я выдохнул. Головой я прекрасно понимал, что мой товарищ абсолютно прав. Мы ничего не могли поделать. А потому покорно вышли вон, плотно закрыв дверь. Через пару секунд, на другой стороне прогремел взрыв. Очередная нить в этом деле была сожжена.
1905 — Йозеф — Экспроприация по-польски
В одних доселе не потухХмель незапамятных пожаров, И жив степной, разгульный духИ Разиных, и Кудеяров. В других — лишенных всех корней — Тлетворный дух столицы Невской: Толстой и Чехов, Достоевский — Надрыв и смута наших дней. Максимильян Волошин, "Гражданская война"
1905 год — Санкт-Петербург
Мы с Марией сидели на крыше одного из бараков Вяземской Лавры, откуда открывался вид на пустовавшую в ночи Сенную площадь. Девушка ёрзала ногой по пыльной и обветренной кирпичной крыше, то и дело отправляя вниз, на улицу, кусочки красной крошки.
Я смотрел в ночное небо и пытался отыскать среди звёзд что-то, что могло бы подарить мне надежду. На то, что хоть где-то там, среди этих светящихся капелек, прячется справедливость. Пусть в виде иномирцев, сумевших построить чудное общество равенства. Пусть в виде какого-нибудь бога, несущего кару всем тем, кто считает себя в праве заковывать в цепи целые народы и пить их кровь на завтрак.
Между мной и моей боевой подругой, царила тишина. Мы не хотели что-либо говорить друг другу, потому что знали, что от слов будет только хуже. Возможно, они приведут нас обоих к чему-то куда более страшному, чем разрыв дружбы, что тянулась с детства. Разговоры в подобной ситуации всегда приводят к чему-то такому. От этого не убежать и не спрятаться.
— И чем ты займёшься там, в Польше? — я решил наконец нарушить молчание.
Мне хотелось ускорить процесс разрушения того, что мы оба хоте ли бы задержать ещё хотя бы на одно мгновение.
— Мне предложили вступить в Польскую Партию Социалистов, в отряд по спасению и вербовке проклятых. Сейчас, наверное, самый подходящий момент, чтобы исполнить мою мечту. И мне бы хотелось принять участие, в возрождении нашего собственного, польского Беловодья. — сказала она, соскоблив ногой ещё немного кирпичной пыли.
— Беловодье… Вспомнила легенды старообрядцев, которые те рассказывали нам в детстве?
— Да… Мы все тогда были в одной лодке и лелеяли общие мечты. А теперь можем, наконец, попробовать воплотить мечту в жизнь.
— Мечту о стране, где все будут равны?
— И никого не будут принуждать к перекрещиванию или изгонять с родной
