рождении у него был пистолет. Я видела, как люди подходили к его отцу и Сайрусу и целовали им костяшки пальцев. Все начинает обретать гораздо больший смысл.

— Это было бы тем, чего хотел твой отец, — она похлопывает меня по руке, словно от этого станет легче, но я даже не помню своего отца. — Теперь это написано кровью. Нет пути назад.

Я закрываю глаза в отчаянной попытке не сойти с ума. Сердцебиение учащается, когда осознаю все это, и язвительный смешок вырывается наружу: — Ты вообще когда-нибудь заботилась обо мне?

— Я сделала это ради тебя.

— Нет, — я качаю головой, — ты сделала это ради себя. Я не знаю, что хуже: страдать и никогда не полюбить или полюбить и потом страдать, как ты.

Она вздрагивает от моих слов. Я так обижена и зла. Моя собственная мать. Я сделала для нее все, потому что люблю ее. И вот как она продемонстрировала мне свою любовь в ответ.

— Ужин в честь твоей помолвки с Моретти состоится через три дня. Веди себя хорошо. У Джуда и так полно забот. Не хватало еще, чтобы на его совести было убийство собственной сестры.

Она отстраняется, поворачиваясь ко мне спиной. Она всегда беспокоится о Джуде. Но обо мне никогда. Я никогда не была достаточно хороша. Никогда не была достаточно красива, в глазах матери я всегда была слишком умной.

Мои щеки раздуваются, когда делаю глубокий вдох через рот. Стресс моей жизни давящим грузом оседает на плечах. Я потираю пересохшие глаза. Они кажутся еще тяжелее, чем раньше. Полагаю, мне нужно встретиться лицом к лицу с Сореном.

Я выхожу из кухни и вижу его в окно. Он прислонился к своей машине и смотрит на пачку сигарет, постукивая по ней, о чем-то задумавшись.

Выбегаю на улицу без куртки. Холодный чикагский ветер развевает мои волосы, бьет по лицу, и я скрещиваю руки на груди, пытаясь сохранить хоть немного тепла.

Сорен, не говоря ни слова, стягивает с себя куртку и подходит, чтобы накинуть ее на меня.

— Курение убьет тебя, — говорю я.

— Разве тебе не повезло? — уголок его губ изгибается в кривой ухмылке.

Несколько минут мы не произносим ни слова, глядя по сторонам. Это неловкое молчание, но я не знаю, чем его заполнить.

Наконец Сорен вздыхает: — Послушай, Джин…

Я не хочу его слушать. Сейчас это уже слишком.

Я прерываю его: — Что мне надеть на ужин в честь помолвки?

Мои руки дрожат, скользя по платью, пока Сорен открывает дверь в ресторан. Позади нас останавливается машина, и из нее выходят двое мужчин.

— Они с нами? — я киваю в их сторону.

— Я редко путешествую один, — признается Сорен. Как я раньше не замечала этого? Может, я просто не обращала внимания? Не хочу верить, что он в мафии, но это становится трудно отрицать.

Я не ела ничего целый день, у меня сводило живот. Мне никогда не нравились Моретти, и я всегда считала, что это чувство взаимно. А теперь, зная, что они преступники, я еще больше нервничаю. Особенно из-за его отца.

Я должна это сделать. Моя мама наконец-то получит необходимую ей помощь. У меня вновь сводит живот. Джуд будет вынужден совершить ужасные вещи, если я не сделаю этого. Кладу руки на живот, который отказывается успокаиваться.

Я пытаюсь понять, есть ли у Сорена пистолет. Разве мафиози не носят его постоянно? Значит ли это, что все члены его семьи напичканы оружием?

— Наслаждаешься видом? — спрашивает Сорен.

Смущенный возглас вырывается из моего рта, когда понимаю, что это выглядит так, будто я открыто пялюсь на него.

— Мне нужно в туалет, — выпаливаю я, пытаясь взять себя в руки. Он делает шаг вперед, словно собирается последовать за мной.

— Не смей, Сорен, — мои глаза расширяются, и я указываю на него пальцем.

В его взгляде появляется сомнение, и он с минуту изучает меня.

— Хорошо, — соглашается он, и я выдыхаю с облегчением. — Я подожду здесь. Поторопись, ты же не хочешь, чтобы твои будущие родственники ждали тебя слишком долго.

Я не могу находиться рядом с ним прямо сейчас. Разворачиваюсь на каблуках и пихаю дверь в ванную с такой силой, с какой мне бы хотелось ударить Сорена. Все мое тело вибрирует, пока я стою посреди пустой комнаты, не зная, каким будет мой следующий шаг. Опираюсь ладонями на холодную стойку и смотрю в зеркало.

Почему Сорен хочет жениться на мне?

Я бросаю взгляд в сторону и вижу приоткрытое окно. Я знаю, что обещала прийти, но…

Отталкиваюсь ладонями от стойки и размышляю, глядя в окно. Боль пронзает мою грудь. У меня перехватывает дыхание, становится трудно дышать. Я потираю больное место, но это не помогает. Моретти должны простить меня, потому что я не могу сделать это сегодня. Нет, этого не случится. Мне все равно, согласилась ли я на это. Я не буду встречаться с ними, пока нахожусь на грани панической атаки.

С каждой секундой, когда мой план обретает форму, я чувствую себя все лучше. Все будет хорошо. С каждым вздохом дышать становится чуть легче, и я полностью поднимаю окно. Как раз достаточно места, чтобы я смогла пролезть. Не очень грациозно, но у меня получится. Я пытаюсь поднять ногу на высоту окна, но я не настолько гибкая. Мне нужно больше тренироваться. Может быть, мне стоит записаться на занятия йогой.

Оглянувшись на дверь, я приподнимаюсь, упираясь руками в подоконник. Металл сильно впивается в кожу, и я протискиваюсь сквозь него, пока мое тело не оказывается наполовину внутри, наполовину снаружи.

Совсем не женственно я пытаюсь перекинуть ноги за окно, молясь о том, чтобы не упасть слишком сильно. Мои руки вытягиваются, готовясь столкнуться с землей, я медленно спрыгиваю и лечу вперед.

Я падаю с грохотом, от удара сводит запястье, и вскрикиваю от боли. Бросив взгляд на окно, я встаю, отряхиваю ноги и обхватываю запястье, разминая его.

— Путь свободен, — я вздрагиваю от внезапного голоса Сорена, и моя рука взлетает к груди.

— Как ты узнал? — спрашиваю я. Он пожимает плечами.

— Я знаю тебя лучше, чем ты думаешь. Мы вляпались в это надолго, может, хватит сопротивляться, — он потирает подбородок. — Должен сказать, я бы никогда не подумал, что ты из тех девушек в розовых трусиках.

Милый младенец Иисус. Мои щеки пылают от этого комментария, а пульс учащается.

Он подходит ближе, вторгаясь в мое личное пространство.

— Может, нам стоит попрактиковаться в поцелуях,