Шрифт:
Закладка:
– Ох уж, эти случайности! – не выдержал Лев Иванович. – Ну как народ не может понять, что такие вещи случайными не бывают!
– Это мы с тобой, Гуров, такие умные и всезнающие. Нам и положено такими быть по статусу. А обыватель – он чаще всего наивный и доверчиво-глуповатый. Так что не возмущайся, а слушай дальше.
– Я весь внимание, – Лев Иванович сделал серьезную мину.
Валуев покачал головой, отхлебнул кофе и продолжил:
– Дама представилась Геркулесову вдовой одного новорусского коллекционера, который собирал всякие вещи, относящиеся к эпохе конца девятнадцатого и начала двадцатого века. В том числе и картины.
– И как фамилия вдовы? – задал уточняющий вопрос Гуров.
– Полынина Полина Валериановна. Так, во всяком случае, женщина представилась Геркулесову. Вдова заявила, что она распродает коллекцию мужа, потому как ей нужны деньги – она-де собралась уезжать жить в Торонто к сыну, а коллекцию за границу вывезти никак нельзя. Так вот, у нее есть как раз то, что нужно Геркулесову и его родственнику – ранняя и мало кому известная картина Кузьмы Сергеевича Петрова-Водкина, которую он написал, путешествуя по Северной Африке, еще в тысяча девятьсот седьмом году. Услышав такую информацию, наш потерпевший загорелся желанием купить столь редкостный раритет. Женщина сказала, что картина у нее с собой, открыла багажник «Хонды» и показала картину будущему покупателю. А чтобы он не сомневался в подлинности полотна, предложила оценить его у независимого эксперта. Она сказала, что видела в лавочке у хозяина визитку местного оценщика, и просила Геркулесова подождать ее возле машины, а сама вошла в магазинчик и через пару минут вышла оттуда уже с визиткой.
– А что, визитку она и вправду взяла у хозяина магазина? – спросил Гуров с сомнением в голосе.
– Правильно сомневаешься, – сказал Валуев. – Похоже, что карточка была заготовлена заранее, а дамочка только сделала вид, что взяла ее у хозяина лавчонки. Липовая визиточка оказалась.
– Она сохранилась?
– Нет, этот Геркулесов ее профукал, прошу прощения за бедность речи, – Валуев вышел из-за стола, сам налил себе еще кофе и снова сел. – Эта дамочка обвела его вокруг пальца, заговорила зубы, так сказать, и забрала у него визитку после того, как сделка состоялась. Полынина назначила потерпевшему встречу на следующий день в офисе этого самого эксперта по картинам. Геркулесов сам же с ним связался в присутствии этой дамы, договорился с ним встретиться в час дня, и все разошлись до завтра, счастливые и довольные. А на следующий день все трое – дамочка, Геркулесов и оценщик Пискарев Сергей Игоревич – встретились в офисе на Наримановской улице, оценили картину и тут же заключили сделку. Тем более что Геркулесов, забыл тебе сказать, сам по профессии юрист и имеет право на оформление таких документов, как купля-продажа и прочее. За оценку, кстати, Адам Петрович расплатился отдельно – из своего кармана, наивно думая, что ему все вернется сторицей. Так что общая сумма барыша наших аферистов за липового Петрова-Водкина составила не пятьсот тысяч, а целых пятьсот пятьдесят. Вот так.
– Как мне подсказывает мой опыт, – усмехнулся Гуров, – квартирка для офиса была снята на пару дней у каких-нибудь остро нуждающихся в деньгах маргиналов. Я прав?
– Что-то вроде того, – согласился Валуев. – Оперативники, конечно, провели с хозяевами работу, как и положено, допросили, но так толком ничего и не выяснили.
– А фоторобот дамы и оценщика составляли?
– А как же! Обязательно, – усмехнулся следователь. – Сейчас я тебе покажу портретики этих веселых господ.
– Почему господ? – удивился Лев Иванович.
– А вот увидишь. – Валуев, тяжело отдуваясь и вытирая пот со лба, лица и толстой шеи, нашел в шкафу нужную папку с документами и протянул ее Гурову. – Открой и посмотри. Портретики сверху лежат.
Гуров внимательно рассмотрел составленные специалистами фотопортреты и, широко улыбнувшись, сказал Валуеву:
– Ты прав, Евгений Александрович, эта парочка точно на господ похожа. Тут тебе и вуалетка у дамочки, и усы кавалера, как у…
– Как у самого Петрова-Водкина, – перебил Льва Ивановича следователь Валуев.
– В смысле? – не понял Гуров.
– В прямом смысле! – сказал Евгений Александрович. – Этот наш оценщик один в один на самого художника Кузьму Сергеевича физиономией походит!
– Дела… – озадаченно протянул Гуров и почесал в затылке. – Мало мне писателей, так еще и художник теперь объявился.
14
До храма иконы Божьей Матери «Утоли моя печали» Гуров прошелся пешком, оставив машину на стоянке неподалеку, возле какого-то магазина электроники. Тут, возле самого входа в церковь, он назначил встречу своему агенту Мишке Лохматому, который присматривал по просьбе Гурова за нищими на паперти. Сам Мишка был профессиональным нищим с младенчества. Мать его была алкоголичкой и частенько ошивалась возле храмов, подкармливая и себя, и своего сына подачками прихожан. Мишка, можно сказать, рос и взрослел на паперти, а когда подрос, то уже не мыслил себя ни на каком другом поприще, кроме как нищенском. Нет, грамоту он с грехом пополам освоил. И даже воскресную школу иногда посещал при храме. Но обучение длилось недолго – года четыре. Потом его отняли у матери и поместили в детский дом. Но и оттуда он часто сбегал и ночевал на ступеньках какой-нибудь церкви или у кого-нибудь из знакомых попрошаек.
С Гуровым Мишка познакомился давно, лет десять назад, когда Лев Иванович помог ему выпутаться из одной передряги, которая чуть было не стоила Мишке его потрепанной и одинокой жизни. В благодарность Мишка согласился помогать отзывчивому оперу и докладывать ему, если вдруг заметит какое безобразие или беззаконие среди нищенского люда. Гуров же относился к своему агенту бережно, с христианским снисхождением, иногда помогал и деньгами (всякую службу нужно оплачивать), и подарками, и своими звонками к районному участковому с просьбой освободить Мишку от пятнадцатисуточного ареста за очередной пьяный дебош или ночевку в неположенном месте.
Нашел Лев Иванович Мишку аккурат у самых ворот храма Божьего. Он сидел, как и положено приличному нищему, на асфальте, подвернув под себя ноги, и когда кто-нибудь входил в зону его видимости, вставал на колени и, перекрестившись, отвешивал поклон, приговаривая: «Подайте убогому на пропитание. Будьте милосердны. А я за вас Боженьке помолюсь». Увидев Гурова,