Шрифт:
Закладка:
Барбара вежливо ждала, что скажет Астрид. Ники всегда хороводился с друзьями, сворой щенков, а вот Эллиот – никогда. И она – Астрид, его мама – никогда не замечала за ним ничего такого, о чем поведала Барбара. Старший сын, последние четырнадцать лет она к нему даже более внимательна, чем к его брату и сестре. Астрид знала по имени всех его учителей, всех друзей. Но это… откуда такое?
Нельзя сказать, что она приняла осознанное решение. Просто в секунду возникла стена, которой раньше не существовало. Ведь у родителей всегда так по крайней мере у Астрид – решения обычно не планируешь, а просто накладываешь жгут, мгновенно реагируешь на возникшую проблему. И Астрид так и заявила: «Нет, Барбара, вы ошиблись. Спасибо». И повесила трубку. Второй раз в жизни ей было по-настоящему стыдно. Она никому не сказала, ни Расселлу, ни Портер, ни Ники – никому. Однако Эллиота, когда он пришел из школы, Астрид предупредила, не вдаваясь в подробности: ей позвонили, его видели, надо быть осторожнее. Она так и сказала: «осторожнее»? Посоветовала воздержаться. Не заниматься этим при людях. «Этим», произнесла она. Звонок ее очень огорчил. Ей в жизни не было так стыдно.
В конце учебного года маме Джека предложили работу в Беркли, они перебрались на западное побережье, и он просто исчез, так бывает в детстве. Особенно у мальчишек. Едва ли Эллиот пытался наладить связь – да и зачем ему? Короче, Джек уехал, и на душе у Астрид полегчало. Только всякий раз, когда ей встречалась Барбара, она вспоминала о том звонке. Иногда она злилась на себя, иногда на Барбару – вот корова! Кто ее тянул за язык? Сплетничать про подростка, который никому ничего не сделал! Хотя, конечно же, и Астрид – такая же корова. Можно во всем обвинить их поколение, да неужели дело в поколении? Чем такое можно оправдать? Ничем, разве что вспомнить: совершенства в мире нет, а провал неизбежен.
Бездетные считают, что самое трудное для родителей – появление новорожденного, когда все встает с ног на голову, день превращается в ночь, и попадаешь в сумеречную зону бесконечного кормления и беззубого плача. Но родители знают – все не так. Родители знают, что самое трудное: двадцать четыре часа в день принимать верные решения, а если ошибся, оставаться на плаву. Астрид казалось, что она прокляла собственного ребенка, одним этим разговором пустила шарик по колее – и Эллиот покатился. А скажи она что-то другое, вся жизнь Эллиота могла сложиться иначе. Даже просто смолчи она, было бы лучше. В параллельной вселенной у нее с Эллиотом могло быть что-то общее, душевная близость. В этой же вселенной она свой шанс упустила. Говорят, жизнь тянется долго, правда, люди имеют в виду свои воспоминания. И смерть Барбары означала, что Астрид упустила возможность полностью исправить положение, по крайней мере данный конкретный косяк. Наверняка имелись и другие косяки, не только с Эллиотом, с прочими ее детьми тоже. Какие именно, Астрид не знала, но они точно были, она смазывала колею для шариков, даже не понимая, что же она делает.
Женщина с кислородным баллоном показала в сторону зеленой лужайки – там у огромного водоема для птиц вышагивала цапля. Астрид, как могла, вежливо улыбнулась.
Когда Барбару сбил автобус, где-то в темных закоулках мозга Астрид мелькнула мысль – ей придется извиняться только один раз. Перед Эллиотом, а перед Барбарой – уже нет. Как грустно, как печально сознавать такое! И Астрид снова стало стыдно – в третий раз! – за эту ненароком возникшую мысль.
Тяжелая дверь открылась, и Берди высунула голову.
– Эй, – позвала она. – У меня перерыв, мне сказали, ты здесь. Ну и жарища! Хочешь мороженого? – К фартуку Берди прицепились волоски, целые галактики на плотном голубом хлопке.
Какое счастье, подумала Астрид, что у меня есть Берди!
Счастливый Клэпхэм
Портер обрадовалась, что познакомит Рэчел со своими козами. Двадцать пять нубийских и альпийских самок жили в большом красном стойле, с огороженным пастбищем, полным травы для корма и коробов с сеном, чуть приподнятых над землей. Горы камней, чтобы скакать по ним – Портер называла их «каменными джунглями», – и козы еще как скакали. Все забавные, непокорные и обожаемые. Астрид всегда недолюбливала пушистую живность, у Ники несколько лет жила ящерица, Эллиот просил, получил, а потом вернул змею, и Портер иногда казалось, что будь у нее в детстве кошки или собаки, во взрослой жизни она была бы счастливее.
Козлята рождались в конце лета. Оставить всех не получалось, в «Счастливом Клэпхэме» места не так много, но Портер нравилось смотреть, как козлята рождаются, как выпрямляются их костлявые ножки и узловатые коленца, как они набирают вес. Подсобляли ей двое помощников, Грейс и Хью, огромные баки молока они превращали в сыр. Рэчел хотела посмотреть, как выглядит сие чудо. Для нее это было целое событие. Портер стояла у забора, держа в зубах соломинку, и смотрела на подъезжающую машину Рэчел.
– Ну ты даешь! – воскликнула Рэчел и засмеялась.
– У нас в деревне только так, – ответила Портер.
– Ладно тебе! Какие красотки! – Рэчел просунула руку в изгородь, и две альпийских козочки ткнулись носами в ее пальцы.
– Это Бу-Бу и Кассиус Клей, – представила Портер.
– У них имена есть? – удивилась Рэчел.
Ее родители – горожане до мозга костей. Странно, подумала Портер, что Рэчел не последовала их примеру, решила вернуться в Клэпхэм.
– А как же? Я ведь с ними целый день, должна как-то их называть.
– И все женщины? То есть самки? Ведь они же для молока? – Козы облизывали ей пальцы.
– Я в эти гендерные штучки не верю, – заметила Портер. – Поэтому ее я назову Элвис. – Она погладила себя по животу.
– Шутишь? – Рэчел изумленно обернулась на нее.
– Шучу. Но кто знает, может, она – это он? Я открыта для всех. Заходи. – Портер распахнула ворота и повела Рэчел к каменным джунглям, где резвились еще две козочки.
– Тебе никогда не кажется, что ты проглотила кусок лавы? – спросила Рэчел. – И в тебе плавают какие-то вязкие шарики?
– Есть такое, – согласилась Портер. – А еще слышу, как по стенке скребется белка, постукивает, хочет выбраться наружу.
– А иногда кажется, что я рожу не младенца, а самую огромную какашку в мире. – Рэчел замолчала, прижала руки к животу. – Извини. Ты не какашка.
– Обожаю тебя, – сказала Портер. – Неужели кроме нас в мире нормальных людей не осталось? Все эти книги, эти приложения меня уже достали, черт бы их драл! – Она почесала Кассиуса Клея за ухом. – А ты имя уже придумала? – Тут ей было жаль, что нет партнера – не с кем повыбирать имена, не с кем поставить крест на Иезавель, Строберри или Лоретте. Конечно, среди родни и друзей полно советчиков, только их мнение не в счет. Тут нужен партнер. Свой список, настоящий, она составила, но это просто листок бумаги в ее спальне: Афина, Кассиопея, Урса, Эгнис, Элеанор, Луиза. Что-то она добавляла, что-то вычеркивала, однако окончательного решения – как назвать живущего в ее теле человека – пока не приняла.
