Шрифт:
Закладка:
Мне представляется, что эта утопическая концепция несет в себе следы «философии общего дела» Николая Федорова (1828–1903), оказавшей ощутимое влияние на русскую мысль, особенно в конце XIX и начале XX века. Напомним вкратце, что Федоров и его ученики, мешая религиозные понятия с позитивистскими, мечтали о коллективном «проекте» воскрешения мертвых за счет средств, включавших и достижения науки, и архивное или музейное дело. Архивист по профессии, Федоров представлял себе архивы и музеи не как хранилища следов прошлого, а как платформы для воскрешения мертвых к будущей жизни, смысл которых «в возвращении жизни останкам отжившего, в восстановлении умерших по их произведениям»154. Речь при этом шла не о символическом воскрешении, а о физическом акте воссоздания умерших на основе таких останков, как дневники, письменные произведения, фотографии и другие документы, которые можно найти в архивах, в музеях и на помойках. Исследователи русской культуры писали о влиянии идей Федорова на русских модернистов, сформировавшихся на рубеже XIX и XX веков в атмосфере апокалиптических предчувствий, а также об ощутимом присутствии «философии общего дела» в революционной культуре вплоть до 1920‐х годов155. Как я стараюсь показать, в конце ХХ века федоровская утопия вновь оказалась актуальной156.
Присутствие идей Федорова ощутимо и в других начинаниях. Такова серия под названием «Лица: Биографический альманах», посвященная публикации документов из личных архивных фондов (эти издания выполнены на высоком профессиональном уровне). Во вступительной заметке к первому выпуску редактор-составитель Александр Васильевич Лавров (род. 1949) представляет это издание как ответ на «планомерное и беспощадное истребление человеческой личности», которое «преследовала тоталитарная власть на протяжении последних семи десятилетий отечественной истории». Власть практиковала и то, что Лавров называет (по образцу практики нацистских лагерей уничтожения) «посмертной селекции»: одни имена «обрекались на полное забвение», другие приобщались к «ангельскому чину коммунистического пантеона», при этом и те и другие теряли «свою личностную аутентичность». В этой ситуации публикация архивных материалов (воспоминаний, дневников, писем и иных документов) способствует «делу восстановления личности»157. В отличие от директора «Народного архива», Лавров не склонен к мистицизму, однако следы федоровских идей очевидны. Так, у альманаха «Лица» имеется подзаголовок: «Биографический институт: Studia Biographica». «Биографический институт» – это проект революционной эпохи, и в одном из дальнейших выпусков альманаха о нем рассказывает историк культуры Александр Эткинд. В 1919 году в Наркомпрос поступил проект создания Биографического института, «ведающего делом собирания и изучения биографий». По замыслу авторов этой заявки:
Институт должен представлять из себя как бы графическую память человечества из поколения в поколение , вместе с тем Институт должен быть международным адресным столом, где будет зафиксирован всякий, так или иначе отметивший свой жизненный путь158.
Как отмечает Эткинд, вероятно, что Биографический институт был вдохновлен утопическими идеями Федорова о воскрешении всех живших на земле на основе архивных документов, фиксирующих, как это делают дневники, свою и чужую жизнь. (Идея фиксации адреса, то есть своего рода прописки, присутствует и в этом проекте.) В 1919 году идея Биографического института не была реализована за отсутствием денежных средств. В 1991 году альманах, назвавший себя «Биографическим институтом», как бы продолжил это начинание. Примечательно, что редактор альманаха Александр Лавров является исследователем Николая Федорова – именно Лавров (вместе с Сергеем Гречишкиным) в 1970‐е годы ввел забытое к тому времени имя Федорова в обиход истории культуры159. Как и в случае с историзмом Герцена (описанным выше), идеи Федорова вошли в публичный обиход позднего ХХ века при посредстве профессиональных историков культуры.
Отдельные авторы и публикаторы также находили вдохновение в федоровских идеях. Так, в предисловии Сергея Шумихина к посмертному изданию (в 2000 году) дневников драматурга Александра Константиновича Гладкова (1912–1976) в качестве эпиграфа значится: «История – всегда воскрешение, а не суд. Н. Ф. Федоров»160. В этом случае две метафоры – публикация человеческих документов как суд и как воскрешение – вступают в полемику друг с другом.
Вернемся к программе «Народного архива». Немалое место в ней занимает попытка осмыслить современные технологические ресурсы. Рассуждая о будущем в предисловии к справочнику по фондам, директор «Народного архива» заявляет о плане открыть филиал в интернете (напомним, что предисловие написано в 1998 году, когда такие проекты еще не были привычным делом). Ему представляется, что это окончательно решит проблему перенаселения: «Виртуальное пространство практически безгранично, а новые формы консервации информации позволяют ставить вопрос о долговечном или практически вечном ее хранении»161. Директор признает: «Первыми по этому пути двинулись граждане США. Ныне в интернете свои воспоминания и пожелания потомкам может разместить каждый гражданин этой страны». Но американцы ограничены в своих усилиях отсутствием «организующей идеи». Иное дело – проект запуска дигитального «Народного архива» из Москвы, который приведет к далеко идущим результатам:
