Шрифт:
Закладка:
Свет на кухне гаснет.
Я снова поворачиваюсь к причалу Митчеллов, надеясь еще раз увидеть Буна. К моему разочарованию, его больше нет. Пока я наблюдала за Кэтрин, он выбрался из воды, схватил свое полотенце и вернулся в дом.
Облом.
Теперь я снова одна, а рядом тьма и дурные мысли, плывущие, как туман над озером.
Я поправляю одеяло на плечах, допиваю пиво и встаю, чтобы принести еще одну бутылку.
Самое худшее в чрезмерном употреблении алкоголя – если не считать того, что вы пьете слишком много – это следующее утро, когда все, что вы выпили прошлой ночью, возвращается, чтобы напоминать о себе в виде головной боли.
Эта головная боль как ровный барабанный бой.
А еще вздутие живота.
А еще мочевой пузырь близок к разрыву.
Я просыпаюсь и чувствую все это сразу, и еще меня раздражает солнечный свет, как будто я вампир. Неважно, что длинный ряд окон спальни выходит на запад, и солнце не достигает их до полудня. Яркости, струящейся сквозь них, по-прежнему достаточно, чтобы заставить меня вздрогнуть, как только я открою глаза.
Перевернувшись, я щурюсь на будильник на тумбочке.
Девять утра.
Рано для меня по меркам озерной жизни.
Я хочу снова заснуть, но головная боль, вздутие живота и колоссальные позывы к мочеиспусканию вытаскивают меня из постели, я иду в ванную, а затем вниз на кухню. Пока варится кофе, я запиваю адвил стаканом воды из-под крана и проверяю телефон. Есть сообщение от Марни – ужасная картинка с котенком, свисающим с ветки дерева, и с надписью «Держись!»
Я отвечаю рвотным смайликом.
Есть еще одно сообщение, на этот раз с неизвестного номера. Я открываю его и с удивлением вижу, что это письмо от Кэтрин Ройс.
«Прости за вчерашний вечер. – К.»
Так она помнит, что произошло у костра. Интересно, помнит ли она так же, как в полночь ввалилась на кухню. Возможно, нет.
«Не беспокойся», – отвечаю я. Кто из нас не терял сознание в чужом дворе?
Ее ответ приходит мгновенно.
«Это был мой первый раз».
«Добро пожаловать в клуб».
На моем телефоне появляются три точки, исчезают, снова появляются. Верный признак того, что кто-то думает, что написать дальше. Ответ Кэтрин, когда он, наконец, приходит, лаконичен:
«Я чувствую себя дерьмово».
Чтобы подчеркнуть эту мысль, она добавила эмодзи с какашками.
«Хочешь кофе?» – пишу я.
Предложение получает смайлик с сердечком и заглавными буквами ДА!!!!!
«Давай сюда».
Кэтрин прибывает на моторной лодке, обшитой деревянными панелями, она выглядит как кинозвезда пятидесятых на Венецианском кинофестивале, когда подъезжает к причалу. Сарафан василькового цвета. Красные солнцезащитные очки. Желтый шелковый шарф повязан под подбородком. Я испытываю приступ зависти, когда помогаю ей выбраться из лодки на причал. Кэтрин Ройс, чувствующая себя как дерьмо, все еще выглядит лучше, чем я в свой самый лучший день.
Однако прежде чем я успеваю усугубить свою зависть, она снимает солнцезащитные очки, и мне приходится сдерживать себя, чтобы не вздрогнуть. Она выглядит грубо. Ее глаза налиты кровью. Под ними гирляндами свисают темно-фиолетовые круги.
– Я знаю, – говорит она. – Это была плохая ночь.
Она берет меня за руку, и мы идем по пристани мимо костра и поднимаемся по ступенькам на заднее крыльцо. Кэтрин усаживается в кресло-качалку, а я захожу внутрь, чтобы принести нам две кружки кофе.
– Тебе с чем? – спрашиваю я через открытые французские окна.
– Обычно я пью со сливками и сахаром, – отвечает Кэтрин. – Но сегодня я думаю, что буду черный. Чем крепче, тем лучше.
Я приношу кофе и сажусь в кресло-качалку рядом с ней.
– Твое здоровье, – говорит Кэтрин, прежде чем сделать глоток, морщась от горечи.
– Слишком крепкий?
– В самый раз, – она делает еще глоток, облизывает губы. – В любом случае, я еще раз извиняюсь за вчерашнюю ночь.
– За что?
– За все. Я имею в виду, Том есть Том. Постоянно засовывает ногу в рот. Дело в том, что он никогда не думает, прежде чем что-то сказать. Ему просто не хватает фильтра, который есть у нормальных людей. Он всегда говорит то, что у него на уме, даже если это делает ситуацию неловкой. Что касается меня… – Кэтрин мотает головой вниз, в ту сторону, куда она упала, как мешок с мукой, двенадцать часов назад. – Я не знаю, что случилось.
– Я думаю, что ты просто вчера слишком много выпила и не закусила, – говорю я. – Я-то в этом эксперт.
– Дело не в пьянстве, что бы ни думал Том. Во всяком случае, это он, кто слишком много пьет.
Она делает паузу и смотрит через озеро на свой дом, стеклянные стены которого становятся непрозрачными из-за отражения утреннего неба.
– Я просто не в себе в последнее время. Я не чувствовала себя хорошо в течение нескольких дней. Я чувствую себя странно. Слабость. То истощение, которое я почувствовала во время купания вчера? Это случилось не в первый раз. Это всегда похоже на то, что произошло прошлой ночью. Мое сердце начинает быстро биться. Типа, после нелегально-диетического наркотика, понимаешь, быстро так. Это просто подавляет меня. И прежде чем я это осознаю, я вырубаюсь и теряю сознание.
– Ты помнишь, как вернулась домой?
– Смутно. Я помню, как мне стало плохо в лодке, и Том уложил меня спать, а потом я проснулась на диване в гостиной.
Ни слова о том, что заходила на кухню. Думаю, я была права насчет того, что она ничего не помнит об этом.
– Ты не опозорилась, если тебя это беспокоит, – говорю я. – И на Тома я тоже не обижена. Я имела в виду то, что он сказал прошлой ночью. Мой муж погиб в озере. Это то, что произошло, и я