Шрифт:
Закладка:
– Зато вкусное, – заверили ее мы, – нельзя всю жизнь все только здоровое есть, озвереть можно.
Донателла смотрела на нас с сомнением.
– А я попробую!
– А вот ты попробуй!
Тепло с нами попрощавшись, Донателла побежала к месту своей следующей экскурсии.
Валентина и я еще долго стояли и смотрели на быстро шагающую Донателлу. Пару раз она оглянулась, чтобы помахать нам своей нескладной длинной рукой и улыбнуться приятной белозубой улыбкой.
А мы неторопливо побрели по старинному району Брера к своему отелю, с удовольствием рассматривая старинные особняки, маленькие лавчонки и милые итальянские кафешки.
Близкие люди
– Прошу тебя, отдай наконец этого ребенка матери! Что ты его все время носишь?
Ну почему, почему всех мужчин раздражают маленькие дети? Особенно чужие! Мой муж, безусловно, не исключение. Детей он не шибко любит.
То есть любит, но очень издалека. Да, дети, по его мнению, должны быть. Это просто даже неприлично кому-то сказать, что детей у нас нет. Ну и потом, наверное, важно знать, что имеется продолжатель рода.
Мы нашего общего мальчика ждали шесть лет. Я безумно хотела ребенка. Муж тоже хотел, и мне казалось, так же безумно, как и я. Наверное, так оно и есть, просто у мужчин психология другая. Их принцип – дети должны быть, но они не должны мешать полноценной жизни и тем более полноценной работе. Когда наш ребенок родился раньше срока и мы с ним были еще в роддоме, Сергей радостно мне сказал:
– Как здорово! Значит, мы сможем вместе поехать на медицинский конгресс в Рим!
О том, что ребенок еще в кислородной кроватке и весь в проводах, Сергей не думал. Главное, что сын есть и как-нибудь все образуется. Главное, мы его родили!
Где-то я читала, что многие мужчины начинают осознавать детей лет с трех, когда с ними можно общаться. Наверное, это наш вариант. Павлику трех лет еще нет. Так что поживем – увидим.
Отдыхать в Турцию мы поехали без него. Оставили сына на няню. По словам Сергея, с няней ему значительно лучше, чем с нами. (Интересно, почему это?) Я из-за этого отдохнуть полноценно не могла. Меня всю дорогу глодало чувство вины. Как же там без нас наш Павлик? А вдруг ему плохо, а вдруг няня его обижает, а вдруг он плачет? Поэтому наш отпуск я начала с того, что присмотрела себе молодую семью и ринулась ей всячески помогать. Совершенно очаровательные молодые ребята Марина и Артур отдыхали как раз с детьми, причем с двумя. Они себя убедили, что без детей отдых – это не отдых. Или Марина более настойчивая оказалась, чем я. Но итог – я без детей. Отдыхай, но с душевным дискомфортом. Она замотанная, уставшая, но дети с ней.
Причем у Артура отдыхать получалось, он все больше в баре гадкое турецкое пиво потягивал, а бедная Маринка все время втроем: на руках семимесячный Ванечка, за юбку держится четырехлетняя Ира. В глазах у Марины – тоска.
Я как эту картину увидела, даже ничего спрашивать не стала, просто взяла ребенка на руки со словами: «Давай быстро в море». Марина поняла меня с полуслова, уговаривать ее не пришлось. И после этого, когда я приходила на пляж, Марина стояла уже наготове, держа Ванечку на вытянутых руках. Я его ловила практически в полете, а мать в это время уже отплывала. Ваня минут пять удивлялся, минут пять радовался, а потом начинал слегка нервничать. В общей сложности у Марины было минут двадцать. Потом было уже неприлично, Ваня так орал, что нас могли с ним выгнать с пляжа. Марина выходила из моря другим человеком, с веселыми глазами и улыбкой на лице. И жизнь не казалась ей уже такой безысходной. Я же была абсолютно счастлива – пусть хоть не своему, так другому ребенку смогла помочь. А то, что он кричал и вертелся у меня в руках, так меня это вообще не волновало. Просто вот ведь парадокс. Если плачет твой собственный сын, вся изнервничаешься и за него, и за то, что он всем мешает. А здесь – ну абсолютно все равно. Правильно наши бабушки говорили, золотая слеза не выкатится. Этим принципом, наверное, все няни руководствуются! Няня, няня, как там наш бедный Павлик? Вот они, две крайности – я и Марина. И обе мы не можем расслабиться и отдохнуть.
Главное, вокруг нас много иностранцев и много с маленькими детьми. Немало тех, кто совсем с крошечками. И никто из них не нервничает. Поснимали купальники, развалились на шезлонгах и отдыхают. И дети-то у них не орут. Ну у них и собаки не лают! Все-таки как-то загадочно они живут, непонятно для нас. Наши мамаши живут в вечном страхе, что с детьми что-то случится, в лучшем случае – заболеют. И мы очень плохо умеем радоваться малышам в первые месяцы рождения. Вся жизнь – от кормления до кормления, бесконечные бессонные ночи и, как результат, безумная усталость и постоянное чувство раздражения. Почему иностранки все время рассказывают, какое удовольствие они испытывают от обязанностей мамы, выгоняют нянь, все делают сами, ловят каждый миг от общения с ребенком? Ведь у нас уже тоже есть и памперсы, и смеси, все как у них. А головы остались наши, советские. Ничего-то с нами не поделаешь!
Вот и Маринка хотела по-европейски отдохнуть, приехала, как иностранка, со всеми детьми. Ну и что? Муж забутыливает, дети кричат и все время что-то просят. Короче, получилось все по-русски. Ну как тут не помочь?
Времени свободного навалом, целый день на пляже ничего не делаю, даже книжки читать лень. Наблюдаю за людьми. Очень интересное занятие.
Что-то моей любимой бабульки сегодня нет? Видно, не время еще. Муж пытается освоить буржуазный вид спорта – виндсерфинг. Второй день пытается залезть на доску и при этом поднять парус. Ну как же человек мучается! Прямо жалко его. Значительно лучше, конечно, кататься на водном мотоцикле. Но дорого. Муж у меня бережливый, прокатился пару раз, а дальше жаба начала душить. Виндсерфинг бесплатный, так что будет лезть и дальше.
А вот и моя бабулька. Прелесть, а не женщина! На вид ей под семьдесят. Но очень она спортивная. Всегда идет быстрым шагом, кидает полотенце на шезлонг – и в море. Плавает подолгу, потом ловко переодевается, замотавшись полотенцем, в сухой купальник и – под тент, читать книгу. Читает по-немецки – наш человек, надо познакомиться. Мы уже несколько дней друг другу киваем, улыбаемся, но в пространство друг друга не вторгаемся. Тоже, между прочим, одна из очень хороших черт иностранцев: они не навязчивы и не грузят тебя своими проблемами.
– А сегодня совсем не жарко, и ветерок такой приятный, – начинаю я по-немецки.
– Вы правы, – с радостью подхватывает она. – Надо же, вы по-немецки говорите, как это мило. По-немецки говорят сегодня так редко. А вы хорошо говорите.
Тут я пускаю в ход набившую уже мне оскомину фразу про мою родную шестьдесят шестую школу с преподаванием ряда предметов на немецком языке.
– А где же ваш муж?
Я вот, кстати, тоже уже начала думать, а где же это наш муж? Обычно к этому времени он бросал свою доску и приходил со мной плавать в море. Неужели ему все-таки удалось встать, и он теперь плывет куда-то по волнам, представляя себя капитаном дальнего плавания?
Надо сходить проверить. Мой муж имеет обыкновение задумываться. Задумается и уплывет куда-нибудь. Мне-то что делать? Ладно, подожду минут пятнадцать. Только знакомство завязала.
Я вообще люблю женщин преклонного возраста. Про молодых все понятно – как правило, они сейчас все одноклеточные. Женщинам бальзаковского и постбальзаковского возраста, видимо, не интересна я, они со мной не общаются. Чувствуют во мне конкурентку. Зря, между прочим, они все значительно лучше меня. Возраст им только в плюс, а не в минус. Они умеют себя правильно подать, знают все свои достоинства, умеют их подчеркнуть, умеют быть хорошими собеседницами. Я у них учусь издалека и тоже в свое время буду такой. (Ну, надеюсь.) А вот женщины возраста более старшего общаются со мной с удовольствием. Видимо, чувствуют мой неподдельный интерес, а это, наверное, встречается сейчас совсем нечасто. Хотя что может быть интереснее опыта женщины, которая прожила уже длинную жизнь. Я ни разу не ошиблась, начиная общаться с такими, – всегда вознаграждалась какой-нибудь удивительной историей.
– Мой муж изучает виндсерфинг, он у меня очень спортивный. Правда, пока у него не очень получается, но он упорный.
– Ну как же не получается я видела, как он лихо шел под парусом!
– Боже, вы же уже здесь минут двадцать! Куда он уплыл-то?
– Да не волнуйтесь