Когда наступила ночь, ее останки вынесли за ворота крепости и похоронили в двух могилах, по краям дороги.

На следующую ночь кто-то из предателей открыл врагу городские ворота. Разграбив город, кочевники прихватили с собою и шаха.

* * *

Много столетий с тех пор пролетело над Мервом. И столько же лет живет в народе печальная легенда о царской дочери. Еще и теперь кое-кто из туркмен, проезжая по древнему городищу, остановится и метнет камень в ее могилу.

ПРОРОЧЕСТВО ОЧКАРИКА

Для Киевской фабрики наглядных пособий я добывал в Туркмении десятки тысяч насекомых, ящериц, змей. Возможно, кое-кто сейчас и упрекнет меня за столь необузданное «рвение», но тогда названная цифра не была высокой и еще не стоял так остро вопрос об охране природы — ее запасы казались безграничными. Взять, к примеру, змей. В Туркмении их было так много, что без ущерба для природной среды хватило бы их на сто самых усердных ловцов. И если их стало меньше, то не ловцы в том виноваты, а люди, распахавшие те земли, которые раньше принадлежали змеям, шакалам, волкам, птицам и грызунам.

Охотился я всюду: на заброшенных городищах, в песках, на полях оазиса. Иногда мою добычу составляли только жуки, которых тогда было великое множество. Это жуки-скарабеи, жуки-нарывники, жуки-носороги. На люцерниках, бахчах, хлопковых полях и в садах густыми стаями взлетала саранча.

Но самое большое удовольствие мне доставляла охота на бабочек, шмелей, крупных ос и крупных муравьев — кампонотусов. Очень часто попадались змеи, реже — фаланги, тарантулы, скорпионы.

Работая на фабрике наглядных пособий, я не терял связи с университетом, заходил туда, чтобы повидать своих профессоров, кое-кого из студентов, лаборантов. Однажды в университете я повстречал знакомого герпетолога, некоего Юрия Циммера.

— Пойдем ко мне, — сказал он, шагая по коридору с видом человека, который чем-то взволнован и страшно куда-то спешит.

Я последовал за ним.

В лаборатории, стоя возле стола, уставленного сетчатыми ящиками, Циммера уже ждали несколько человек.

— Сейчас, брат, начнем священнодействовать, — сказал он мне, весело блеснув очками. — Гляди, учись, запоминай — может пригодится.

Герпетолог подал знак, и «священнодействие» началось. Лаборант, облаченный в белый накрахмаленный халат, отодвинул крышку ящика и осторожно вынул оттуда серую гадюку. Взяв змею пониже головы, лаборант поднес к ее рту пробирку. Гадюка мгновенно вцепилась в край пробирки, и по ее стенке скатилось на дно несколько капель яда.

Гадюк — их было чуть ли не сорок штук — наловили в пойме реки Ирпень.

Одна из них досталась мне, и я проделал с нею то же самое, что передо мной проделал лаборант. Вот так, по чистой случайности, я прошел первую практику «доения» змей, а невысокий, щуплый «очкарик» Циммер оказался настоящим провидцем: судьба так распорядилась, что на долгие годы я стал добытчиком змеиного яда.

Свойства змеиного яда известны с глубокой древности. В больших дозах — это грозное смертельное оружие, которым можно убить наповал любое самое крупное животное; в малых дозах — это ценное лекарство от многих тяжелых заболеваний.

Но сведений о яде все еще было недостаточно. Изучение его велось на самом высоком современном уровне коллективами нескольких институтов нашей страны.

Один из них находился в Москве. Юрий Циммер советовал мне заехать в этот институт и познакомиться с профессором Талызиным — известным специалистом в области паразитологии и большим знатоком змей.

Отправившись в Туркмению, я сделал остановку в столице. Если мне не изменяет память, профессора я разыскал в институте экспериментальной медицины.

Впервые я увидел здесь небольшого, длиной всего сантиметров 20 или 30, кораллового аспида — змею, потрясающе яркой окраски и самую ядовитую в мире. Были тут и огромные тропические кобры. На стеклах террариума, где они содержались, виднелись желтовато-мутные потеки. Профессор пояснил, что это следы змеиного яда: иногда, разозлившись на чрезмерно любопытного посетителя, кобры «стреляют» своим ядом, стараясь попасть непременно в глаз, и только стекло мешает этому точному попаданию.

Запомнилась мне и кавказская гадюка Радде — змея очень красивая и столь же опасная. Большое впечатление произвела рогатая гадюка — тоже обитательница Кавказа. Обычно, закопавшись в песок, она оставляет на виду небольшие рожки, которыми украшена ее голова. Этими рожками змея и привлекает свою добычу — ящериц и насекомых.

После того, как коллекция змей была осмотрена, мы вернулись в кабинет профессора. Подойдя к холодильнику, он достал несколько пробирок, наполненных мелкими желтоватыми чешуйками.

— Вот взгляните! — сказал Талызин, — это сухой яд кобр, гюрз и эф — тут целое сокровище!

Зачем нам столько яда? Наш институт развернул работу по использованию змеиного яда в медицине, потребность в котором будет расти изо дня в день. Поскольку вы давно имеете дело со змеями, не попробуете ли и вы заняться добычей яда?

Предложение было заманчивым. Но как его принять? Ведь я почти не знаком с приемами «доения» змей.

Заметив мою нерешительность, профессор сказал:

— У вас нет опыта? Научим.

Федор Федорович не стал откладывать дело в долгий ящик, достал из стола стаканчик и показал, как надо подносить его ко рту змеи. Вся эта манипуляция была довольно проста, но профессор предупредил, чтобы я был осторожен во время «доения» кобр и гюрз, потому что иногда они ухитряются укусить ловца зубами нижних челюстей.

В память о нашей встрече Талызин подарил мне два стаканчика и попросил, чтобы добытый яд я высылал в адрес института.

В те годы еще не был разработан научный способ хранения змеиного яда. Это было сделано позже. Вот как описывает С. В. Пигулевский яд кобры в своей книге «Ядовитые животные».

«…Свежий яд и водные его растворы очень нестойки. Уже в течение первых суток он теряет до 25 процентов токсичности, а в дальнейшем его активность падает еще больше. Вместе с тем уже через несколько дней свежий яд в результате жизнедеятельности бактерий подвергается распаду.

Значительно лучше токсические свойства яда сохраняются при разведении его глицерином. Активность подобного раствора держится на протяжении нескольких суток без изменения. Для более длительного хранения жидкого яда его приходится замораживать до —5, —10 градусов и держать в темном месте. Однако при всех этих способах токсическая активность сохраняется все-таки недолго. Наиболее радикальным методом сохранения токсичности яда является его высушивание. Последнее осуществляется на воздухе с помощью вентиляционных установок, но отнюдь не на солнце или при сильном нагревании. Высушенный яд буреет и превращается в тонкую пластинку, растрескивающуюся на неравные частицы, напоминающие кристаллики. Полученный таким образом сухой