Самару. На другом берегу вновь появились признаки цивилизации. Показались дома из кирпича. Возница спрыгнул со своего облучка и подвязал колокольчик. Мы подъезжали к городу. Немного спустя мы уже неслись галопом по центральной улице, ямщик бодро покрикивал и щелкал своим кнутом. Так я добрался до Оренбурга. Через несколько минут я был уже в теплой комнате, где мог наконец умыться; роскошь эту способны по-настоящему оценить лишь те, кто проехал четыреста верст по России зимой и на собственном опыте уяснил, как мало значения русские придают старой доброй пословице «Чисто как в храме Божьем». Судя по верующим, божественное в этой стране вообще связано скорее с неопрятностью, нежели с чем-то другим.

По всему было видно, что я покидаю пределы цивилизации. Постельное белье здесь даже не предполагалось. Спросив у прислуги полотенце, я мог рассчитывать, пожалуй, только на столовые салфетки как наиболее близкий эквивалент того, что мне требовалось. Сами русские, путешествуя в этих краях, везут постельные принадлежности, наволочки и тому подобное с собой, поэтому могут ночевать на простынях, в противном же случае обходятся ковром. Архитектору, который проектировал здешнюю гостиницу, было неведомо, судя по всему, понятие комфорта в том виде, в каком оно существует в других странах. Чтобы пройти в номера из обеденной комнаты, требовалось пересечь открытый двор. При температуре в тридцать градусов ниже нуля (по Реомюру) мне показалось это весьма сомнительным по части комфорта. Постояльцами были в основном офицеры. Видавший виды бильярдный стол на первом этаже круглые сутки не оставался свободным. Буфетчик, подававший икру, соленую рыбу, анчоусы, квашеную капусту и прочие угощения под водку и с другими напитками, не имел возможности даже присесть.

На самом деле во всем мире, пожалуй, не сыщется такой страны, даже с учетом Соединенных Штатов, где закуски и все, что с ними связано, были бы в такой чести, как в России. Быть может, низкие температуры в известной степени позволяют местным жителям так вольно обращаться со своим пищеварением. Тем не менее неуклонно возрастающее число русских, приезжающих каждое лето в Карлсбад для того, чтобы подлечить печень, отчетливо говорит нам о том, что ежедневная рюмочка-другая-третья в итоге приводит человека в больничный покой.

На следующее утро я проснулся с ужасной головной болью и в подавленном состоянии, какое до этого испытывал лишь однажды, надышавшись до полной дурноты газов из воздушного шара. Я едва смог подняться с постели. Открыв дверь и глубоко вдохнув чистого, хоть и морозного воздуха, я почувствовал крайнюю слабость в ногах. С трудом сделав шаг, я рухнул на снег. В этот момент в голове у меня промелькнуло, что накануне вечером печку закрыли слишком рано, из-за чего угарный газ, источаемый углями, проник в мою спальню. К счастью, номер, где меня разместили, оказался довольно большим. Русские печки, являясь абсолютным благом, поддерживающим тепло в доме, требуют тщательного присмотра. Любое попустительство на сей счет приводит к трагическим последствиям. Редко бывают тут зимы, когда не пострадает ни один путешественник или кто-то другой.

В тот же день я навестил одного американского джентльмена, мистера Г., на имя которого у меня было рекомендательное письмо. Он принял меня с радушием, присущим большинству его соотечественников, и пообещал сделать для меня все возможное. Однако он не располагал информацией о том, как добраться до Хивы. Ему были досконально известны все новости и слухи относительно Ташкента, Самарканда, а также недавних беспорядков в Коканде. Что же до Хивы – она оставалась для него белым пятном. Он посоветовал обратиться к некоему господину Бекчурину, татарскому джентльмену, который преподавал восточные языки в Российской военной академии[14] и лучше которого во всем Оренбурге по интересующему меня вопросу не сыскать было никого.

Когда я вернулся в гостиницу, официант уведомил меня, что начальник полиции требует моего немедленного прибытия в полицейское управление. Этот способ снестись через гостиничную прислугу, минуя присущие случаю формальности, показался мне несколько странным. Тем не менее, подчинившись приказу, я проследовал куда было велено, и меня почти сразу провели в кабинет начальника. Он оказался в чине армейского полковника и немедленно задал мне вопрос относительно причин моего приезда в Оренбург. Я ответил следующим образом:

– Направляюсь в Русскую Азию.

– Никак не могу вам этого позволить, – сообщил он, – если у вас нет разрешения из Петербурга. Издан специальный указ, препятствующий поездкам иностранцев по территории Туркестана.

Я предъявил ему письмо, полученное от генерала Милютина и написанное на французском языке. Мой собеседник, очевидно, плохо владел французским, поэтому долго изучал послание.

– Каков будет ваш маршрут? – наконец поинтересовался он.

Я ответил, что поеду через Казалинск, откуда, возможно, переберусь в Ташкент и далее – в Хиву.

– В любом случае первый мой пункт – Казалинск.

– Хорошо, – сказал он. – Пожалуй, это наилучший план. Там вы получите сведения, которые здесь вам никто предоставить не сможет.

Из полицейского управления я поехал к татарскому джентльмену, господину Бекчурину.

Когда я позвонил в колокольчик, дверь мне открыл сам господин Бекчурин. Передо мной стоял высокий пожилой человек с благородной внешностью, облаченный в длинный восточный халат с кушаком. На голове у него была феска, указывающая на принадлежность к исламу. При виде незнакомца он слегка удивился, однако вежливо пригласил меня в свое жилище. После того как я объяснил цель моего визита, состоявшую, во-первых, в получении любых сведений касательно моего маршрута до Хивы, а во-вторых, в том, чтобы он рекомендовал мне какого-нибудь слугу из татар, способного говорить по-русски, господин Бекчурин сказал:

– Досточтимый господин, я сделаю все, что в моих силах, но сначала вы должны выпить немного чаю.

В комнату вошел слуга с несколькими стаканами. Бекчурин предложил мне сигарету, закурил сам и стал неторопливо пить свой побуждающий к размышлениям напиток.

Наконец он заговорил:

– Прежде всего, досточтимый господин, давайте обсудим поездку в Хиву. Сейчас зима, и реки Сыр-Дарья и Аму-Дарья покрыты льдом. Тяготы пути будут неисчислимы. Вам придется проехать верхом по заснеженной степи более пятисот верст. Летом вы добрались бы до своей цели намного проще. По прибытии в Казалинск, более известный как Форт № 1, вы бы сели на пароход и высадились бы в нескольких милях от Петро-Александровска[15], нашего форта на хивинской территории. Это путешествие было бы безопасным и неутомительным. Зимой же все по-другому. Искренне советую вам отказаться от этой затеи либо вернуться летом и тогда уже совершить свое путешествие.

В ответ на его соображения я отметил, что вряд ли взял бы на себя труд забраться зимой в такую даль, доехав до Оренбурга, без того