не видел. Других ямщиков на станции не нашлось, а долг требовал исполнения. Если бы я даже не знал заранее о том, что у парня не все в порядке, поведение его лошадей очень скоро поставило бы меня об этом в известность.

Он хлестал их нещадно. Они в ответ взбрыкивали и подпрыгивали, совершая порой пируэты, напоминавшие отчасти конвульсии человека, который страдает пляской святого Витта. Меня то подбрасывало, то било о сани; я валился на спину, на правый бок, потом снова на спину, не успевая схватиться хоть за что-нибудь; мои патроны, ружье, седельные сумки и сам я – все это парило в воздухе одновременно, в то время как влюбленный ямщик, позабывший про все, кроме страсти, мчал вперед, желая как можно скорее вернуться под бок обожаемой своей Дульсинеи.

Как-то раз мне довелось прокатиться на охваченном любовью верблюде; это случилось в Нубийской пустыне. Животное звали Магнун, что означает безумный верблюд. Было ли это имя связано с его чувствительным сердцем – я не знаю, но мне ни за что не забыть один случай, когда это любвеобильное четвероногое оказалось вдруг разлучено со своей Джульеттой, милейшим созданием, ходившим под седлом сопровождавшего нас шейха. Верблюдица была уже очень стара, однако это ничуть не обескураживало ее пылкого поклонника, страдавшего от любой разлуки с нею. В тот день я немного опередил караван, выехав раньше всех, как вдруг неземной голос Джульетты, которую седлали позади меня где-то в пустыне и которая жаловалась на судьбу, издавая несуразные вопли и завывания, свойственные ее верблюжьему племени, долетел с легким ветром до уха ее воздыхателя. Это был очень крупный и очень высокий верблюд, осевший внезапно всей задней частью. Положение мое сделалось одновременно смехотворным и опасным. Смехотворным, конечно, для стороннего наблюдателя, поскольку серьезнее меня в ту минуту был только сам Ромео. Я испытал такое чувство, будто под острым углом соскальзываю с крыши дома и ухватиться мне не за что, помимо небольшой ручки примерно четырех дюймов в длину, выступавшей из передней части седла.

Этот ужасный и весьма неопределенный момент, как мне показалось, тянулся целую вечность, однако на самом деле верблюд недолго держал меня в подвешенном состоянии. Совершив головокружительный рывок, он резко развернулся на задних ногах и помчался во весь опор на голос своей прелестницы. Верблюжий аллюр довольно своеобразен; передние ноги они переставляют как свиньи, а задние – подобно коровам. Трясет при этом нещадно. К тому же скакун мой был охвачен еще какими-то странными конвульсиями, от которых седло подо мной грозило слететь напрочь. Положение мое с каждой секундой становилось все более критическим и нелепым. Я оказался воланчиком, а спина Ромео – ракеткой для игры в бадминтон. Меня подбрасывало как пушинку. Я не мог избавиться от мысли, что вот-вот вылечу из седла и свалюсь на землю. Ручка передо мной, казавшаяся теперь пыточным инструментом наподобие тех колышков, которыми в Китае пронзают преступников, тоже в немалой мере подстегивала мой страх. Не думаю, что я когда-либо испытывал чувство облегчения, равное тому, какое снизошло на меня по прибытии в наш лагерь, когда мой Ромео наконец встал как вкопанный бок о бок со своей ненаглядной Джульеттой.

Тревожный эпизод с верблюжьим Ромео был ничто по сравнению с моей поездкой в санях, управляемых любвеобильным русским ямщиком. После того как я в третий раз со всем своим багажом оказался в снегу, мне пришлось воззвать к его чувствам энергичным применением сапога.

– Вы чего? – завопил он, натягивая вожжи. – Больно же, ребра сломаете.

– Как ты со мной, так и я с тобой, – сказал я. – Это мне больно. Ты не только ребра мои ломаешь, но и вещи.

– Эх, ваше благородие! – воскликнул парень. – Не моя в том вина. Это все они, проклятущие!

Широко размахнувшись, он ударил кнутом пристяжную лошадь.

– Из-за тебя все, треклятая! – закричал он на убогую вторую клячу и тоже огрел ее по спине. – Я ли вас не холю, твари залетные! Я ли вас не лелею! Научу, соколики, как барина огорчать!

С каждым словом он стегал своих лошадей все сильнее и сильнее.

Глава Х

Морская болезнь на суше – Счастливая семья – Оренбург – Чревоугодие – Угарный газ – Преподаватель восточных языков – Начальник полиции – Специальный указ, препятствующий поездкам иностранцев по территории Туркестана – Мак-Гахан и Скайлер – В поисках слуги – Заинтересованность русских офицеров в индийском вопросе – Картографическая выставка – Карта штата Пенджаб – Маршруты – Генерал Баллюзек

Это бесконечное путешествие давалось мне по-настоящему нелегко. И все же везде, где только позволяла дорога, я упорно продвигался вперед, шаг за шагом сокращая расстояние, остававшееся до Оренбурга.

Последняя сотня верст отличалась уже почти полным отсутствием путешественников, за исключением тех нескольких офицеров, которые возвращались в Самару и встретились мне на пути. Они ворчали, представляя, сколько им еще ехать, и говорили о том, что нынешняя зима выдалась слишком холодной даже для этих широт. Время от времени дорога на протяжении нескольких миль могла изменить свой характер. Ветер в таких местах нанес причудливые завалы, за которыми непременно скрывались глубокие рытвины. Движение саней на подобных участках особой радости не доставляло. Те, кто с трудом переносит путешествие через Ла-Манш, наверняка согласились бы, что поездка в санях при определенных обстоятельствах вполне может доставить столько же неудобств. Однако ясными вечерами, когда не метет пурга, дорога гладкая, а лошади в добром здравии, трудно придумать что-нибудь более приятное. Звезды над головой сияют с необыкновенной яркостью, отчего ночью видно как днем.

Бесконечное «динь-динь-динь» колокольчика под дугой, менявшееся всякий раз, когда лошади переходили на другой шаг и звучавшее то быстро, то яростно, то почти замирая, стоило упряжке пойти в гору, в значительной степени скрашивало мое безделье и помогало перехитрить застывшее время. Примерно за шестьдесят верст до Оренбурга мне сказали, что можно значительно сократить путь, срезав его по прямой. Я решил воспользоваться этими сведениями и рискнуть; в стороне от почтовых станций у крестьян могло, конечно, не оказаться для меня лошадей, но если они у них все же найдутся, то вряд ли местные жители упустят возможность заработать на мне.

Вскоре нам попался домишко, напоминавший нищенскую лачугу в Ирландии. Неопрятного вида четвероногие делили тут кров со своими двуногими хозяевами. Поросята, телята, мужчины, женщины и дети жались все вместе к огромной печи, которая едва обогревала сильно запущенное помещение. Однако предоставленные нам лошади оказались весьма хороши, и в скором времени мы переехали через реку