не рассмеялась от столь неумелой слежки: наивная 24-летняя девчонка, я и то без труда распознала «хвост». Я нырнула за угол и прошла еще несколько кварталов. Еще раз оглянулась на него. Он остановился, делая вид, что тщательно изучает асфальт под ногами. Я опять почувствовала себя как в плохом детективе: он, безусловно, следил за мной, а я, безусловно, пыталась его перехитрить. Я спрятала волосы под шапку, которую обнаружила у себя в кармане пальто и, петляя, прошла еще несколько кварталов. Оглянувшись, я больше его уже не увидела. Теперь, вспоминая, я думаю, что они, скорее всего, просто хотели напугать меня.

Когда, наконец, запыхавшись и на пределе беспокойства, я дошла до указанного адреса, вечеринка там была в полном разгаре. Первым увиденным мною человеком была Джуди, которая радостно вслушивалась в болтовню музыкантов и вела себя как ребенок. Отдышавшись, все, что произошло со мной в тот тяжелый вечер, я стала воспринимать как забавное приключение. Я пересказала людям, набитым в комнате, события последнего часа, и по их всего лишь любопытствующим лицам поняла, что дело это вполне обычное и ничего особо страшного в этом нет. Это была часть повседневной жизни, особенно для тех, кто живет в арт-андеграунде, и они к ней давно уже привыкли. В глубине души я чувствовала, однако, что мне надо изменить свое беззаботное поведение в том, что касается безопасности и возможной слежки, – пожалуй, не столько для защиты себя самой, сколько для защиты этих людей, принявших меня в свой круг с широко распростертыми объятьями. Это было первое из многочисленных препятствий, встретившихся мне на пути в Советском Союзе.

Борис и Сергей оба крепко обняли меня. «Все в порядке?» – спросил Борис. У Сергея в глазах была злость, он был не в состоянии скрыть свою ненависть и презрение к КГБ.

– Да, – ответила я. – Было, конечно, ужасно, но теперь все в порядке.

На этой вечеринке я познакомилась с Виктором Сологубом, которого все называли Витя, и его братом Григорием, соответственно, басистом и гитаристом из столь понравившихся мне «Странных Игр». Витя говорил по-английски вполне прилично, возмещая скудные несколько слов, которыми владел его брат. Редкость среди русских, Витя не пил и не курил. Человек терпеливый, он заботился и о брате, и об остальных друзьях. Говорил он быстро, с напором и даже некоторой нервозностью, взгляд его стремился охватить все вокруг.

– Крутой Strat ты привезла Борису!

– Спасибо! А что ты хочешь, чтобы я тебе привезла?

– Вау! – восторженно произнес Витя. – Серый бас Fender P!

– О’кей, попробую.

– Ты поняла, да? – не успокаивался он. – Бас Fender P. Серый.

– Я поняла.

– Может, записать, чтобы ты не забыла? Серый бас Fender P.

Со временем я все меньше думала об инциденте с КГБ, знакомясь один за другим с самыми невероятными людьми: Саша Титов, басист «Аквариума», с острым носом и вьющимися волосами; джазовый критик Алекс Кан с низким голосом и сосредоточенным взглядом. Почти все хоть немного говорили по-английски, а если нет, Алекс или Борис помогали с переводом. По большей части рядом со мной был Алекс, так как Борис почти все время находился в окружении жен музыкантов «Аквариума» и других, сидевших у его ног и смеявшихся над его непринужденными шутками женщин. Такая сцена повторялась и сейчас, на каждой «тусовке» – приятном и расслабленном ничегонеделании, – и в будущем: Борис сидит в кресле или на диване, вокруг него, в том числе и на полу, женщины, смотрящие на него снизу вверх с обожанием и кокетливой преданностью. Очевидно было, что почти все они в него влюблены, и я помню промелькнувшую у меня в голове мысль о том, что нелегко, наверное, быть женой музыканта «Аквариума».

В какой-то момент Борис подвел ко мне человека в сером костюме и очках, лицо которого мне странным образом показалось знакомым.

«Это Аркадий[36], один из лучших наших поэтов», – с гордостью в голосе представил мне его Борис.

Я почувствовала, как краснею: это был тот самый человек, который пытался заговорить со мной в рок-клубе и которого я проигнорировала. «Бог мой, простите меня, я вела себя с вами очень грубо на концерте. Я решила, что вы из КГБ. Простите, ради бога!». Они с Борисом дружно рассмеялись.

В дальнем углу я заметила Виктора из «Кино» и его гитариста Юрия – того самого, с блондинистой челкой, кто умудрился за одно мгновение заложить мне в сердце мину замедленного действия. Рядом с ними был их басист Игорь Тихомиров – кудрявый, улыбчивый парень, которого я со временем прозвала Микки-Маус за его вечно жизнерадостный и дружелюбный настрой. Еще через несколько минут я сумела пробраться к ним в угол, каждую минуту прерывая разговор безудержным восхищением в адрес их сета. Они в ответ так же безудержно восхищались привезенной мною Борису в подарок белой гитарой. В разговоре Виктор показался полной противоположностью тому, каким он мне запомнился на сцене. На место излучавшейся им тогда холодной, темной, страстной энергии стоика пришло теплое и заинтересованное радушие. При всем его таланте и славе он был, очевидно, человек мягкий, и говорить с ним было очень легко.

Английский у него был вполне приемлемый, и в нашем разговоре с Юрием он выполнял роль переводчика. Они сказали мне, что слышали, что я рок-музыкант из Америки, и выразили желание послушать мою музыку. Я в свою очередь стала расспрашивать про их группу: кто пишет песни, сколько времени они уже существуют. Разговор шел лениво, расслабленно и вполне предсказуемо, но сердце у меня внутри колотилось как безумное. Юрий полностью захватил мое внимание: его точеный подбородок и ясные глаза убедили меня в том, что я влюбилась в человека, с которым с глазу на глаз едва смогу обменяться парой слов. Как мне кажется, языковой барьер только усилил романтизм наших отношений. Он смеялся над моими комплиментами, нежно брал меня за руку и не спускал с меня глаз, пока Виктор продолжал быть толмачом между нами.

– Джоанна, а завтра ты что делаешь? – спросил Виктор.

Я почувствовала, как внутри у меня все оборвалось.

– К сожалению, завтра я уже лечу домой, в Америку. – Выждав паузу, я добавила: – Но я приеду еще.

На следующее утро, по дороге в аэропорт, я заехала к Борису. Он повел меня на крышу, самое безопасное с точки зрения возможной прослушки место.

– Смотри, осторожно с этими перилами. Они прогнили.

– А это безопасно? – нервно спросила я.

– Не думаю, – ответил он с улыбкой. Он понимал: высовываясь прямо к небу, риска не избежать.

– Борис, мне ужасно неловко заводить об этом разговор, но что делать с белым Stratocaster’ом? Таможенники все тщательно записали и сказали,