чем проблема? — спросил Саша.

— В жидкой питательной среде они подвижны, и их трудно выделить, а твердая непрозрачна, и они плохо видны в микроскоп.

— То есть нужна прозрачная твердая среда? — предположил Саша.

— Да, — кивнул Андреев.

— Мусс, мармелад, холодец, — сходу перечислил Саша.

— И она должна быть теплой. Как человеческое тело. Иначе они вообще не растут.

— Мармелад, — сказал Саша. — Интересно, как его делают. Добавляют, кажется, что-то. Желатин?

— Я у мамаши моей спрошу, — пообещал Андреев.

— И, наверное, нужно поддерживать постоянную температуру?

— Мы поняли, — сказал Николай Агапиевич, — Думаем.

— Либо лампой греть, либо водой, — предположил Саша. — Мне кажется ничего сложного.

— Склифосовский уже придумал что-то в это роде.

— Молодец! Значит, надо работать дальше и не опускать руки, — вздохнул Саша. — А свинкам мы потом памятник поставим. С крысами, мышами и собаками. С надписью: «От благодарного человечества». Что вы об этом думаете, Николай Иванович?

— Да, — улыбнулся тот, — много я их сгубил.

Они вернулись в пропахшую табачным дымом ординаторскую. Саша пожал руки обоим генералам от медицины, обнялся с Пироговым и Андреевым. И его с Гогелем проводили до выхода.

Темнело, по небу разливался оранжевый закат. Горели в его лучах воды Большой Невки с остатками растаявших льдин. Пахло свежей землей и набухшими почками. На набережной фонарщик приставил лестницу к первому фонарю, и в нем вспыхнуло желтоватое пламя.

Они сели с Гогелем в ландо, и оно покатилось по влажной брусчатке Петербургских улиц.

— Больше никогда! — сказал Гогель. — Чтобы я сел обедать с эскулапами! И что я Зиновьеву напишу? Великий князь обсуждал с господами профессорами методы воскрешения мертвых?

— Что плохого в том, чтобы воскрешать мертвых? — поинтересовался Саша.

— Это только Господу по чину!

— Григорий Федорович, вы читали книгу Фомы Кемпийского «О подражании Христу»?

— Читал… давно.

— Мне говорили, что дедушка любил.

— Я тоже слышал. А причем тут?

— Христос же воскрешал мертвых, не так ли?

— Так, — кивнул Гогель.

— А подражание Христу — это хорошо и правильно?

Гогель хмыкнул.

— Православно, скрепно, канонично и богоугодно? — добавил Саша.

— Я понял, куда вы клоните, Александр Александрович.

— Именно. Поэтому воскрешать мертвых — это тоже православно, канонично и богоугодно. И только невежда в вопросах веры посмеет упрекнуть нас за это. Так что напишите, что великий князь с господами эскулапами обсуждал наиболее эффективные методы подражания Христу, как то воскрешение мертвых, ампутации конечностей и использование раствора хлорной извести в госпитальной практике.

— Ну, уж последнего Господь точно не делал, — вздохнул Гогель.

Пока Саша сочинял пространную запись в дневнике о госпитале, Пирогове, Крымской войне, методах борьбы с коррупцией и заре эпохи асептики, Григорий Федорович сел за отчет.

* * *

Это бонусная прода. Следующая плановая прода выйдет в среду 1.11.23 в 2:15 ночи.

Следующая бонусная — на трехсотом лайке или сотой награде.

Глава 9

'Оказывается двоюродный брат Екатерины Бакуниной сейчас в Сибири, — записал Саша. — Михаил Бакунин. Я слышал это имя во сне. Значит, он чем-то прославит Россию. А наша семья и правящая династия будут выглядеть на этом фоне не лучшим образом. Он участвовал в каких-то революциях, но не у нас. И, по-моему, не нам за это карать. Это их европейские дела, и их политика.

Он отказался вернуться на родину и был за это осужден. Вот уж пережиток прошлого! Я убежден, что каждый имеет право уезжать и возвращаться, когда вздумается. И всем, кто был осужден за это, должно объявить амнистию одним указом'.

Саша задумался и продолжил:

'Профессор Пирогов произвел на меня огромное впечатление, как человек, действительно болеющий душой за Россию и несчастный наш народ. У нас мало таких подвижников. Ещё более прискорбно то, что их недостаточно ценит власть.

От него я узнал, что у нас даже нет Министерства здравоохранения, только медицинский департамент в Министерстве внутренних дел.

На мой взгляд, крайне сомнительно! Социальные функции государства будут расти, и никуда мы от этого не денемся. Я бы выделил медицину в отдельное министерство, а отличная кандидатура на пост министра у нас уже есть: профессор Пирогов. У меня есть сомнения, конечно, стоит ли отрывать ученого от науки и заставлять заниматься администрированием, но, судя по его деятельности в Крымскую войну, Пирогов и организатор неплохой'.

Что бы ещё запихнуть в это средство коммуникации? И Саша написал об Общественных наблюдательных комиссиях за местами лишения свободы.

Его мысль понеслась дальше во времена юности, и он написал, что хорошо бы устроить комиссию по помилованию после суровых дедушкиных времен. И комиссию пригласить, скажем, Тургенева, Некрасова, Толстого и Достоевского. А можно также и Гончарова. И пусть рассматривают прошения.

'Великий князь держался стойко, — написал в отчете Гогель, — его не смущала ни кровь, ни стоны, ни разговоры врачей о смертельных болезнях. Он поражал профессоров своими знаниями и умом, и я вспоминал Христа (да простит меня Бог!), который двенадцатилетним отроком учил иудеев в храме.

Великий князь предложил метод воскрешения мертвых с помощью электричества. Я был немного удивлен, но Александр Александрович оказался прав, только не был первым. Один датчанин таким образом воскрешал кур, а двое англичан: один — трехлетнюю девочку, а другой — мертворожденных детей.

В конце нашего обеда Николай Иванович Пирогов рассказал о том, что испытал метод кипячения хирургических инструментов, предложенный Александром Александровичем, и теперь в его операционной почти никто не умирает'.

Содержание дневниковой записи до папа́ дошло быстро, о чем со вздохом проговорился Гогель. Но отреагировал царь с некоторой задержкой.

Было начало мая. Воскресенье. Семейный обед в купольной столовой в Зубовском флигеле в Царском селе.

Солнце клонилось к закату, но было еще светло, так что не нужно зажигать свечи. Порфировые колонны казались багровыми, золотые капителями сияли под потолком, а белые барельефы стали розовыми в вечернем свете. Из приоткрытых окон доносился запах первой листвы и слабый шум фонтана.

— Саша, — сказал папа́, — прежде, чем за кого-то просить ты узнай хоть что-то о человеке.

Строго говоря, Саша ведь не просил. Это была дневниковая запись. Но очевидно же, для чего писал.

— Чего я не знаю о государственном преступнике Михаиле Бакунине? — спросил Саша.

— Я рад, что ты не отпираешься, — сказал